Волосы обычно не стригли, а собирали в пучок и закалывали гребнем. Гребни были разные: от обычных, пластмассовых, отчего-то одного цвета – коричневого, которые не могли удержать пучок и ломались о густые волосы, до костяных, оставшихся в наследство от бабушек. Многие женщины стригли сами себя, как и моя бабушка. Подходила к крошечному зеркалу и обрезала то, что считала лишним. Она была фронтовиком, прошла всю войну и делала так еще с тех лет, так что ей прощали отсутствие косы.

Никому и в голову не приходило идти в парикмахерскую, чтобы сделать укладку. Перед торжественными мероприятиями – свадьбами, концертами по случаю Первого мая – женщины крутили волосы на бигуди. У бабушки были дырчатые, как терка, железные валики с обычной белой резинкой, как в трусах, прикрепленной с одного края. Накручиваешь локон и зажимаешь резинкой. Позже моя мама привезла бабушке в подарок страшный дефицит – пластмассовые бигуди с парафином внутри. Без резинки, а с пластмассовым зажимом. На эти бигуди все соседки приходили посмотреть. Их нужно было вскипятить в кастрюле и потом, не дожидаясь, когда остынут, накрутить на ночь – вот и укладка. Но бабушка ими не пользовалась, говорила, что с железными удобнее. Фенов, конечно же, не было, так что голову все мыли вечером, чтобы утром проснуться уже с сухими волосами. Бигуди тоже крутились в ночь.

Мужчины же ходили к дяде Аслану. Его комнатушка, в которой стояли одно крутящееся кресло перед большим зеркалом и диван с маленьким столиком, никак не называлась. Никакой вывески, как и записи: все ждали в общей очереди. Да и какая там очередь – мужчины заходили, пили кофе, курили во дворе, разговаривали. Убирать и варить кофе дяде Аслану помогала тетя Венера, одинокая родственница, сестра покойной жены. Она помогала не только с комнатушкой, но и вела дом – мужчина не может жить без женского пригляда.

Дядя Аслан владел обычным тогда навыком, ставшим теперь редким, – брил мужчин острой бритвой. Рядом с зеркалом висел ремень, на котором дядя Аслан точил свою бритву. Даже тете Венере не дозволялось ее трогать или перекладывать, как и ножницы, которые дядя Аслан тоже точил сам, не доверяя ни одному точильщику. Его комнатушка, цирюльня, находилась рядом с редакцией газеты, где работала моя бабушка. И когда мне надоедало бегать из редакции в типографию и обратно, я отправлялась к дяде Аслану. У него было интереснее.

Главным моим развлечением у дяди Аслана было кресло. Мне разрешали на нем крутиться. Целую полку в цирюльне занимали флаконы с пшикалками – пульверизаторами. Они очень вкусно пахли, и я таких никогда нигде не видела. Флаконы были синего стекла, но разной формы. А пульверизаторы разных цветов. Нужно нажать на такую грушу, подставив флакон к лицу, и пшикнуть. Запах разлетался по всей комнате. И это был не огуречный лосьон, и не одеколон «Саша», и уж тем более не «Тройной», а какой-то другой запах. Дядя Аслан говорил, что это обычная розовая вода, только мужчинам этого знать не надо.

Непонятно, почему мужчины не хотели знать про розовую воду, когда почти все женщины использовали тройной одеколон в качестве антисептика. Ребенок упал и разодрал коленку – надо залить тройным. Порезался – тоже сначала тройной, потом зеленка. Только женщины знали, что одеколон считается лучшим средством против излишней потливости и запаха – про дезодоранты в селе никто не слышал. Так что в нашем селе все было не так, как у всех, – женщины пахли тройным одеколоном, а мужчины – розовой водой.

Дядя Аслан не доверял появлявшимся в продаже мыльным палочкам для бритья и разнообразным мылам, предпочитая свое собственное изобретение и производство. Тетя Венера терла на самой мелкой терке детское, земляничное мыло, добавляла в него глицерин, настойку мяты или календулы и немного крахмала – тогда пена становилась пышной и стойкой. Она хорошо мылилась на помазок – кисточку для бритья.