– Элина Константиновна, вы хотели со мной что-то обсудить? – Петр решил все же призвать в помощники свой профессионализм, а то следователь при исполнении так полпирога сожрет – и все без пользы для дела.

– Вкусный пирог? – ответила она в своей излюбленной манере вопросом на вопрос

– Очень, – искренне ответил Петр.

Ему на тарелку положили еще один добрый кусок пирога и задали еще один вопрос.

– А вы сегодня вообще ели?

Любопытно. Элина Конищева собралась с ним обсудить его режим питания?

– Я с утра дома позавтракал, – честно ответил Петр. – А вот с обедом как-то не сложилось.

– Скажите, вы женаты?

С каждым вопросом все интереснее и интереснее. Петр откинулся на спинку стула и сложил руки на груди. Девушка, сидящая напротив, прямо встретила его взгляд. У нее сегодня свободно распущены волосы, и это ей необыкновенно идет. На ней светло-голубая футболка и темно-голубые джинсы на бесконечных ногах, и все это тоже ей необыкновенно идет, подчеркивая цвет глаз. Которые, кажется, слегка подкрашены – впрочем, Петр никогда не умел этого определять в женщинах точно. Только губную помаду различал – очень противная на вкус или терпимо.

– Знаете, Элина Константиновна, если бы не ваше свежее вдовство, я бы заподозрил вас в матримониальных планах в свой адрес.

– А вот не надо недооценивать женское коварство.

– И пары башмаков она еще не износила…

– Вы все-таки феноменально образованы, Петр Тихонович.

Так. Шутка несколько затянулась. Петр дернул плечами, поправляя кобуру, напоминая, прежде всего, самому себе о своем-таки служебном положении.

– Элина Константиновна, о чем же вы все-таки хотели со мной поговорить?

– Поговорить? Да-да, поговорить, – она произнесла это рассеянно, словно думая о чем-то другом. – Я действительно хотела, но… Я все никак не могу решить, с чего начать. И подобрать слова тоже не могу.

– А не надо подбирать. Скажите прямо. Как есть.

– Хорошо, – она вздохнула, выпрямилась. Солнце, которое светило ей в спину, зажигало золотые искры в ее волосах. – Поцелуйте меня. Пожалуйста.

Петр замер. Кажется… Кажется, он не удивлен. Ведь это сумасшедшее, вполне себе Льюис-Кэролловское чаепитие должно было кончиться чем-то подобным.

– Что? – хрипловато отозвалась она. – Что вы молчите? Моя просьба слишком вычурна? Но ведь наверняка такого вам не предлагали на допросах. В прошлый раз вы сказали, что я должна постараться. Я постаралась. – Он продолжал молчать, а Элина вдруг резко встала. – Ну же, Тихий, целуйте, черт вас раздери! Иначе я сама вас поцелую!

Он медленно встал.

– Давайте не будем повторяться.

В этот раз она стояла на месте, а он подходил к ней, огибая стол, крытый зеленой бархатной скатертью.

У нее очень красивые губы, бледно-розовые, с четким контуром и безо всякой помады. Нет, он не собирался ее целовать.

Но почему-то поцеловал.

Целовал и думал о том, что нарушает все служебные инструкции разом. Что между ними не должно быть никаких отношений вне рамок расследования. Что, черт возьми, он вообще при исполнении и даже с табельным оружием.

Ни одна из этих мыслей не смогла пробиться сквозь сладость этого поцелуя.

У нее мягкие, теплые губы со вкусом апельсина. Или апельсиновой карамели. У нее гладкий послушный язык, который охотно принимает правила французского поцелуя. Поцелуя, который как-то неумолимо перетекает в нечто большее, чем просто поцелуй.

Петр же не собирается…

– Секса во время допросов у меня тоже никогда не было… – хрипло выдохнул Петр на ухо Элине, прижимая ее к себе. Всю. Крепко. Плотно. Почувствуй, каковы ставки в игре. Откажись, пока не поздно.