Арсений рассмеялся.

– Как у Павла Тихоновича дела?

– Сажает в поте лица. Ему только лопаты в руках не хватает.

– Это хорошо, что сажает. А то обидно, понимаешь – мы их находим, арестовываем – а они потом отпускают! Так что с Поварницыным – закрываем?

Петр потер лоб, вздохнул. Отчего-то вспомнились слова Элины про бедного мальчика и факты его биографии.

– Отпускай под подписку о невыезде. Пусть дует в свой Оренбург и из-под маменькиной юбки – ни ногой!

– Понял.

***

Элина сидела у окна в своей излюбленной позе – положив подбородок на колено согнутой ноги. За окном сгущались сумерки. Уже довольно ранние. Незаметно подкралась осень.

Он завтра приедет. Этот хмурый неулыбчивый большой мужчина.

Следователь Петр Тихонович Тихий.

Когда он сегодня спросил: «Целовать меня будете?» – у Элины вдруг сильно забилось сердце. В этот момент она отчетливо поняла, что хочет его поцеловать. А еще больше – чтобы он ее поцеловал. Обнял своими большими сильными руками, прижал к себе и поцеловал.

В нем слишком много мужского. Запредельно много. Словно напоказ. Этот высокий рост, широкие плечи, сдержанность и какая-то будто нарочитая грубость. И даже профессия у него очень мужская. Суровая. Все вместе это оказывало на Элину просто какой-то сногсшибательный эффект.

Все дело в том, что в ее жизни не было таких мужчин. Да вообще никаких мужчин не было. Как там она думала недавно – сначала мальчики, потом старики. Из пионеров в пенсионеры.

Поэтому ее так ведет от Тихого с его зашкаливающей мужественностью и брутальностью. А ведь он, между прочим, подозревает Элину в убийстве. В убийстве ее собственного мужа. Только Эле теперь казалось, что он это сказал нарочно – что подозревает ее больше всех. Чтобы подразнить. Или чтобы посмотреть на ее реакцию. А на самом деле…

А на самом деле он, похоже, подозревает Женю.

Эля вздохнула, встала, пошла и достала сигареты. Она стала курить после того, как погибли родители. Валентин Самуилович ее за это журил, а то и вовсе отчитывал – и Элина, в конце концов, бросила. А теперь ее ругать некому.

Разве что Петр Тихий высказывает недовольство.

Да еще Женя заявил, что у нее сигареты очень вонючие. Да что бы он понимал.

Женя, похоже, и в самом деле мало что понимает. Теперь Элине думалось, что Валентина Самуиловича можно понять в отсутствии желания общаться с сыном. Женя был все же человек малоприятный – нытик с тягой к склочности. Одно из самых неприятных сочетаний. Впрочем, как знать, каким бы вырос Женя, если бы его родители не развелись, или Валентин Самуилович бы больше принимал участия в жизни сына? А каким человеком стала бы сама Эля, если бы не осиротела в двадцать лет?

Никто не знает этого доподлинно.

Но одно Элина знала твердо – Женя не мог быть убийцей. Не мог. Но ее слово ничего не значит для большого хмурого следователя по имени Петр Тихий.

И имя ему подходит. Короткое и резкое. Как щелчок взведенного курка. А вот фамилия – нет, не подходит. Хотя... говорят, самые страшные люди – тихие. Про них никогда не знаешь, что они думают. Вот про Петра Тихого точно невозможно понять, что он думает. Как он ведет расследование, какие принимает во внимание факты? И к каким придет, в конце концов, выводам?

Элина вздохнула. И все же, несмотря на все сложности и неприятности с Женей, Элина была ужасно рада, что завтра увидит этого так странно волнующего ее человека – Петра Тихого. Пусть и в сопровождении каких-то там криминалистов.

Может быть, испечь чего-нибудь завтра? Ну, просто потому, что не пекла ничего давно. Ничего такого.