– Пшел прочь, русская свинья! – закономерно отреагировал полицай.

– Чего ты лаешься?.. – благодушно спросил я. – Свой я! У меня мама из Таллина…

– Сейчас посмотрим, какой ты свой, – пробурчал часовой и перехватив винтарь поудобнее, потребовал: – Претъяви аусвайс!

– Пжалста, – фыркнул я и полез во внутренний карман, одновременно незаметно сокращая дистанцию.

Он как загипнотизированный шагнул ко мне, тыча мне в живот стволом «Маузера–98К». Этого мне и требовалось. Я резко отвел винтовку вбок, разворачивая полицая спиной к себе и перехватив его оружие так, чтобы оно в прямом смысле оказалось ему поперек горла. Хрустнули шейные позвонки. Часовой обмяк, сползая в грязь. Я схватил его за подмышки, перетащил к забору, сдернул с белобрысой башки кепарь, а с рукава повязку полицая. Выдернул из ножен на поясе нож. Обшарив карманы, вытащил документы и деньги. Натянув повязку и головной убор, кинулся к крыльцу.

Здесь голоса звучали громче. Веселье продолжалось. Я тихонько поднялся. Отворил дверь. Участок располагался в здании какой-то конторы, так что я сразу оказался в длинном темном коридоре с рядом дверей. Одна из них была приоткрыта, из щели падал неяркий свет керосинки – электричество в Плескау подавали только на объекты, где работали или проживали немцы. Пьяные голоса нестройно, но душевно выводили по-эстонски: «Я навозец разбросаю, я навозец разбросаю. Жижу в поле разливаю, жижу в поле разливаю…». Ну что ж, этот навозец еще удобрит поля и леса нашей советской Родины.

Обычно узники в полицайских участках не задерживались. А тех, кто попадался, держали в холодной. Этот участок мне знаком. Я выправлял здесь какую-то бумажку. Пришлось оплатить пошлину в виде четверти шнапса и круга полукопченой колбасы. Где у них здесь находится холодная, я тоже знал. Прокрался на цыпочках мимо приоткрытой двери в дальний конец коридора. Прямо была дверь, ведущая во двор, а справа от нее – та, за которой должен был томиться Митька. Хорошо, что у меня с собой всегда связка отмычек. Ведь никогда не знаешь, чем может закончиться обычная прогулка.

Замок, запирающий холодную, оказался примитивным амбарным. Как любил шутить Лазарь, остановить такой может только честного человека. Я его отворил в два счета. Света не было, но я отчетливо услышал, как заключенный вскочил испуганно дыша, вернее – стараясь не дышать. Ну понятно. На фоне чуть более светлого дверного проема он видел мой силуэт в кепарике и с винтарем.

– Митяй, ты? – спросил я.

– Дядя Саша! – выдохнул он.

– Тихо! Выходи!

Крадучись, он выбрался в коридор. Я запер холодную. Чтобы полицаи не сразу хватились узника. Толкнул дверь во двор. Мы с Митяем выскользнули в узкий закуток между зданием участка и сортиром. Заборчик здесь был пониже. Я подсадил Митяя, затем перемахнул сам. Мы оказались в темном переулке. Пацан хорошо соображал, поэтому сразу ссутулился, заложил руки за спиной и побрел. Я позади, с «Маузером» наперевес. С понтом полицай, конвоирует схваченного нарушителя нового порядка. Понятно, что маскировка эта могла произвести впечатление только на случайных прохожих.

Патруль полицаев или комендатуры она хрен бы обманула. Ну так мне главное было довести этого малого до ближайших развалин, а дальше пусть выбирается сам. Нам повезло. Редкие прохожие шарахались от нас, как черт от ладана, а на патрули мы не напоролись. Когда между нами и улицей оказалась груда битого кирпича, пополам с потолочными балками и остатком кровли, я сдернул с себя маскировку и сунул ее в трясущиеся руки Митьки. В кепарь закинул полицайскую ксиву и бабки, бросил на кирпичи винтарь и нож.