Из почтения к ней меня оставляли в покое на некоторый срок, пока не случалось очередное недоразумение. И тогда уж в каждой избе хихикали о том, как дочка Чеслава исправно женихов встречает. Одна Велеслава знала, что прикинуться неумехой стало единственным для меня спасением от унылой деревенской жизни в качестве чьей-нибудь жены.

Никому не пришло бы на ум, что я нарочно отваживала женихов. Ведь всякая девица помышляет о добром муже и размеренной семейной жизни. Но только не я! Только не я…

Мои мысли улетали далеко отсюда. Пускай отец думал, будто постоянной работой и поучениями сделает из меня достойную невесту. Зато мечтами моими он не владел и в мыслях своих я могла унестись далеко. Туда, где все будет иначе, и, быть может, живут такие, как я и думают о том же.

Я смахнула пот со лба, утерлась платком. Тяжелая работа заканчивалась. Теперь хотелось улизнуть на речку и смыть с себя лошадиный запах, когда снова услыхала голос отца. Он звал меня в дом, приказывал поторопиться, немедля бросив заниматься скотом. Что за спешка такая?

Наскоро умыла лицо и руки в бочке с чистой водой, а потом побежала к крыльцу, откуда доносился отцовский голос.

Он стоял на пороге, а в руках его что-то белело. Недоброе чувство стиснуло мне грудь, стоило увидеть его рослую фигуру с этим непонятным свертком на сгибе локтя. Подбежав поближе, не сразу приметила другого человека, стоявшего в проеме двери, а потому замерла растерянно, услышав знакомое:

– Здравствуй, Марешка.

Черной копоти как не бывало. Даже белую рубашку не надел. Вместо нее – ярко-красная, аж глазам нестерпимо. Ноги в сапогах новых, дубленых, вместо старых коричневых. Не к добру…

– Что же молчишь, краса? Пришел с отцом твоим говорить и с тобой, – Владар развернул еще один сверток, и отец ахнул. На подносе едва умещался кусок ткани, расшитый золотыми нитями и белыми круглыми камешками с блестящими боками.

«Это ведь жемчуг!» – мелькнуло у меня в памяти. – Как на моих картинках! Красота неописуемая!». Но все так же не проронила ни слова, глядя на Владара, изо всех сил скрывая свой испуг. Отец не замедлил поблагодарить:

– Вот это богатство целое! На блюде стадо овец уместилось, не меньше. Дочка, ты смотри, как пришлась по нраву честному человеку. Поклонись ему и в дом пригласи.

Я поклонилась, а сама ушам не поверила. Отец не называл меня дочкой так давно, что и не вспомню, когда же это случалось в последний раз. Видимо, хотел от меня покорности и послушания. Кузнец пришел за мной все-таки. Отведет в назначенный день меня к Красному Терему, а Старейшины в присутствии народа объявят нас связанными на всю жизнь.

Ноги у меня так и затряслись. Я зажмурилась, чтобы не упасть. Отец с женихом приняли мое молчание за скромность, присущую девице на выданье, а потому я не услышала окрика, коим меня бы обязательно наградил батюшка. Ухватившись за деревянный столб, украшавший крыльцо, махнула рукой, приглашая гостя следовать за мной, и произнесла с трудом:

– Пожалуй, гость дорогой. Отведай меда и хлеба нашего.

И, конечно, после слов этих мне вспомнилось наше последнее угощение, и испуг прошел. Чуть не расхохоталась. Каково Владару думать, что я еще такого подам ему необычного?

Отец, видимо от опасения, что испорчу сватовство, принялся суетиться по дому и скорее меня накрыл на стол, пока я медленно передвигалась от печи к застывшему на скамье Владару. Как нарочно, он все разглядывал меня, и от этого хотелось накрыться пускай даже мешком, лишь бы скрыться от него.

Расшитое узорами полотенце с колосьями и жемчужная ткань кололи глаза. Так и хотелось вышвырнуть все это в окошко, но вместо этого, я налила водицы в стакан и придвинула его Владару. Тот взял стакан из моих рук, и наши пальцы соприкоснулись.