– Угрюмый он больно, да непростой. Себе на уме. Любого покажи в деревне – скажу, кто он и о чем думает. А этот как ларчик с потайным замком. И девки к нему так и липнут. Небось, сама видала. Держись от него подальше, Марешка, кабы не явился в ваш дом на рассвете с расшитым полотенцем и не предложил за тебя отцу щедрый дар. Вот тогда плохо дело станет.

У нас обычай такой. Если невеста пришлась по нраву, жениху следует завернуть в самое красивое полотенце несколько колосьев и цветов, чтобы почтить в доме невесты Домовую – маленькую юркую женщину, которая незаметно следит за самим домом и теми, кто туда приходит. Если ее прогневать, то она может устроить большую беду, даже пожар. Поэтому ее следует задобрить и спросить разрешения, можно ли взять из этого дома девицу, чтобы Домовая благословила на долгую семейную и плодовитую жизнь.

Стоило вспомнить медведя с ледяными глазами, как сделалось дурно. Я присела на лавку и ухватилась за костлявую руку Велеславы, смотревшей на меня с изрядной долей жалости.

– Что же делать, тетушка? Не пойду за Владара, ровно как и за любого другого из нашей деревни! Не по нраву они мне. Не уживемся, сердце чует.

– Не уживетесь, верно. Как же вам ужиться-то, если вы как день и ночь, вовсе не похожи ни по духу, ни по желаниям. Согласия не будет между вами.

Она наклонилась ко мне и ее хитрые, умные глаза засверкали.

– Обожди, пока гром не грянет. Тогда и думать будем. А пока что не тревожь душу напраслиной, только изведешь себя.

На пороге я оглянулась на нее, улыбаясь.

– Велеславушка, ты мне как мать стала. Без тебя совсем было бы худо. Не прижиться мне тут. Лишняя здесь я.

Старуха кивнула, перебирая хворост.

– Как же не быть тебе лишней, коли твоя мать не здешнего племени.

И, видя, как загорелись у меня глаза, тут же добавила:

– Но не спрашивай ни о чем. Знаю, что хочешь выпытать о ней. И так многое рассказано, тебе же хуже делается. От людей шарахаешься, а они чуют, что не хочешь сладить с ними, пуще прежнего наговаривают на тебя. Совсем истоскуешься и еще помрешь. До поры до времени, обожди. Еще придет час.

И я послушно ждала. Каждую ночь взывала к духу моей матери услышать меня и помочь в беде. Смотрела на звезды, и мечтала, будто она со звезды одной на меня глядела. Становилось радостнее и милее на душе. А так ночи у нас темные. Коли нет луны или месяца – ни зги не видать. Только верхушки черных деревьев качаются. А еще нравилось распахнуть окна и слушать, как из чащи резкие звуки доносились, крики зверей да птиц, отчего порой страшно было. Но боялась не за себя, если бы самой довелось там очутиться, а за путников случайных. Ведь неизвестно, что с ними делается в таких лесах дремучих.

Неделя уж миновала с моего Шестнадцатилетия. Каждую ночь преследовали меня ледяные глаза кузнеца во сне и сейчас, проснувшись с колотящимся сердцем, я поняла, что нет никого рядом в полумраке. Бледные лучи солнца все же пробрались внутрь и позолотили грубо оструганные бревна. Рассвет настал.

Где-то издали донесся знакомый крик:

– Марешка, иди к колодцу. Вода закончилась.

Выпрыгнула из постели, поспешно набросила старенькое зеленое платье, повязала широкую ленту на голову, а к ней и косу прицепила, чтобы не болталась и не цеплялась при работе. Лучше поторопиться, ведь отец не любит, когда запаздываю.

Только сбежала по лестнице и тут же на отца наскочила. Он поглядел сурово, как обычно, но к этому я привыкла.

– Ай, Марешка, носишься, чуть день занялся. Сколько говорить – не пристало девице с веселья начинать, а все больше с размышлений о хозяйстве домашнем и об обязанностях своих.