Он все еще держал меня за запястье.

– Убери, – мрачно посоветовала я, глядя не на его лицо, а на его пальцы, сжимающие мою руку. – Зарецкий, убери, иначе хуже будет.

– Ты не имеешь права считать меня жалким, – явно не слышал меня он. – Потому что, черт подери, я не такой.

– О да, конечно, – с сарказмом в голосе сказала я. – Ты не такой.

И рассмеялась. Весело и беззаботно.

Не знаю, что стало причиной – мои слова или мой веселый смех, но Ярослав вдруг шагнул ко мне – так, что оказался близко-близко. Я видела, как блестят его темные в ночи глаза, и на миг мне показалось, что эти глаза – как небо, которым я любовалась только что.

Вместо того чтобы убрать пальцы, Ярослав наклонился ко мне. Мы смотрели друг на друга со взаимной ненавистью, которая воспылала сегодня ярче потонувшего в озере заката.

– Я последний раз говорю – убери руки, – велела я ледяным голосом.

– А то – что? – спросил он прямо.

Наши лица едва не касались. И я в какой-то момент поняла, что мое сердце бьется все еще так же сильно. Но от испуга ли?..

К чувству злости вдруг присоединилось еще одно, плохо контролируемое и неизвестное. Чем-то оно было схоже с яростным желанием победить, доказать, что ты лучше, чем соперник, однако к соперникам меня так никогда физически не тянуло, и дыхание не учащалось от глупой, неизвестно как пробравшейся ко мне в голову мысли, что я могу поцеловать его. Того, кто мне неприятен. Того, кто жалок.

– Ну что, что ты сделаешь? – со злой усмешкой спросил Ярослав, не собираясь отпускать руку.

Плохо контролируя, что делаю, я запретно приблизилась к парню и неожиданно для нас обоих укусила его за нижнюю губу – не больно, скорее унизительно. Вернее, я хотела, чтобы это было унизительно, и мне было непонятно, чем я руководствовалась, однако Яр воспринял это совсем иначе.

– Ты ненормальная? – спросил он, резко отстранившись. В его голосе легко улавливалось изумление.

– Более нормальная, чем ты, – сообщила ему я, небрежно провела ладонью по его шее, щеке и больно запустила пальцы в светлые волосы на затылке, притягивая к себе.

Ты – мой. И ты будешь делать то, что хочу я.

Это я могу сделать тебе больно, это я могу тебя унизить.

И я могу подарить тебе свою благосклонность.

И этот поцелуй – тоже.

Я, едва касаясь, провела носом по его подбородку и внезапно почти впилась в губы Яра, целуя жестко, властно, без грамма нежности, но с неожиданным упоением. И он отвечал мне ровно с такими же эмоциями, безуспешно пытаясь перехватить инициативу и крепко прижимая к себе свободной рукой.

Я не понимала, что делаю. Не понимала, что чувствую. Я просто хотела этого – здесь и сейчас. И я делала это.

Ярослав на мгновение отстранился.

«Это я буду говорить тебе, что делать. Это я могу тебя унизить. И это я целую тебя, а не ты меня», – с легкостью прочитала я в его глазах, прежде чем он вновь стал меня целовать.

Ни я, ни он не поняли, как его пальцы переместились с запястья к моим пальцам и переплелись с ними. Крепко-накрепко.

Я забыла о Карле, я забыла о друзьях, я забыла о звездах, которыми только что любовалась. Звезды были в моих глазах, они искрили и заслоняли все вокруг. Мне хотелось только одного – чтобы это человек был сейчас моим.

Я никогда так не целовалась. С такой ненавистью, страстью и желанием завладеть всем – и душой, и разумом, и телом человека. Я хотела, чтобы сейчас Зарецкий был моим. И я чувствовала, что сейчас, под этим звездным небом, он мой.

Он прижал меня к дереву, одной рукой беспорядочно гладя по волосам, лицу, шее, плечам, а второй – сжимал мою ладонь. До легкой боли.