– Я просто падаю от такого консорциума. Ты не могла бы составить что-нибудь повеселее?

Анна Снапхане тяжело вздохнула.

– Можно подумать, ты не знаешь, какая теперь жизнь, – сказала она. – Мы призываем устоявшиеся телевизионные каналы к радикальной перестройке, так как хотим обеспечить вещанием каждое домохозяйство, каждую семью в Скандинавии. Да нас все возненавидят.

– Какие гадости ты мне рассказываешь. – Анника взглянула на часы. – Вам придется вводить детские программы, рассказывать, как вы способствуете народному образованию и культуре, вам придется сообщать серьезные новости и делать собственные документальные фильмы о жизни народа в третьем мире.

– Ха-ха, – кисло отозвалась Анна. – Какие великие чудеса ты описываешь!

– Мне надо бежать, – напомнила Анника.

– А мне идти заниматься железом, – вздохнула Анна.

Главная редакция «Норландстиднинген» располагалась на трех этажах арендованного здания между ратушей и домом городского правительства. Анника окинула взглядом желтый кирпичный фасад и поняла, что здание было построено в середине пятидесятых.

С равным успехом это могла быть редакция «Катринехольмскурир», пронеслось в мозгу Анники. Здание было почти таким же. Впечатление усилилось, когда она приблизилась к стеклянной двери и заглянула в вестибюль. Тускло и пусто, подсветка табло аварийного выхода делала видимой стойку редакции и стулья для посетителей.

В динамике домофона раздавался лишь невнятный монотонный шум. Потом послышался голос:

– Да, я слушаю.

– Меня зовут Анника Бенгтзон, я работаю в «Квельспрессен». У меня была назначена встреча с Бенни Экландом, но сегодня я узнала, что его уже нет в живых.

В ответ в морозной мгле разлилась тишина, сопровождаемая треском разрядов статического электричества. Анника подняла глаза к небу. Оно очистилось от туч, на черном небосклоне выступили звезды. Быстро холодало, Анника принялась тереть друг о друга затянутые в перчатки руки.

– Вот как, – картаво произнес голос из редакции, изуродованный до неузнаваемости скверной акустической техникой.

– Бенни должен был получить от меня материал, и нам следовало кое-что с ним обсудить.

Теперь молчание было намного короче.

– Чем я могу вам помочь?

– Впустите меня, и мы поговорим, – ответила она.

Еще через три секунды замок наконец зажужжал, и Анника смогла открыть дверь. В лицо ей ударил теплый воздух, пропитанный запахом бумажной пыли. Дверь закрылась с металлическим щелчком. Анника некоторое время постояла, привыкая к зеленоватому путеводному свету.

Лестница на этажи редакции начиналась слева от входа, обшарпанный ламинат был прикрыт резиновыми ковриками. Высокий мужчина в белой рубашке и отутюженных брюках встретил ее возле копировального аппарата. На щеках мужчины играл нездоровый румянец, глаза были красны от недосыпания и напряженной работы.

– Я искренне сожалею, – сказала Анника и протянула мужчине руку. – Бенни Экланд был живой легендой.

Мужчина кивнул, поздоровался и представился:

– Пеккари, ночной редактор.

– Он мог бы получить работу в любой столичной газете, ему много раз предлагали, но он всегда вежливо благодарил и отказывался. – Анника попыталась улыбнуться, чтобы замаскировать ложь, которую собиралась произнести. – Я хорошо его понимаю, – наконец пробормотала она.

– Хотите кофе?

Вслед за ночным редактором она прошла в комнату отдыха, крошечную клетушку, кухоньку, зажатую между редакцией субботнего приложения и отделом писем.

– Это вы сидели в туннеле, да? – В вопросе прозвучала констатация факта.

Анника коротко кивнула и сняла куртку. Пеккари тем временем принялся отмывать черный осадок со дна двух чашек.