– И нарыл что-то интересное?

– Н-ну, кое-что есть…

Покопавшись в своем рюкзаке, он вытащил оттуда прозрачный полиэтиленовый пакет и театральным жестом швырнул его на стол. В первый момент Мерш даже не понял, что это такое.

– Где ты их нашел?

– Под паркетиной.

Мерш увидел несколько десятков упаковок ЛСД – крошечных прозрачных пакетиков, украшенных изображениями сердечка, цветочка, грибка, Будды…

– Но ведь Сюзанна не баловалась наркотой, это в один голос утверждают все свидетели.

– Тогда, значит, она была дилером. Остается только разузнать, кто ее снабжал кислотой.

Вот и новый след – новый и неожиданный.

Мерш по опыту знал, что одно преступление влечет за собой другое. И не правы были те, кто полагал, будто зло гнездится повсюду: убийцу куда легче разыскать среди торговцев наркотой, чем, например, среди филателистов.

– Отлично, Берто! Займемся этим завтра же.

С этими словами Мерш облачился в куртку.

– Куда это ты?

– Хочу кое-что проверить. А ты для начала просмотри досье. Я вернусь через пару часов.

– Jawohl, мой генерал!

– Кончай с этим, я сейчас не расположен к шуткам!

– А когда ты был к ним расположен?

Оставалась еще одна загадка, которую Мерш пока не решил, – положение мертвого тела. Оно, как утверждал Герен, напоминало фигуру Повешенного в Таро. Было уже девять часов, и, откровенно говоря, теперь, когда Мерш не собирался больше взрывать Париж и будоражить манифестантов, ему было плевать, чем занимается столица в этот воскресный вечер. Он успел подзаправиться в туалете Божона, и теперь от него несло дурью. Химической, конечно, но какое это имеет значение – лишь бы забрало… Все, что ему сейчас требовалось, – это ярмарка с карточной гадалкой, достойной этого звания.

Доехав до набережной, он круто свернул на восток, к Шарантонским воротам, туда, где расположился цирк Гаспарино. В апреле прошлого года один из их клоунов был заподозрен в убийстве парня-гомика, промышлявшего на улице Святой Анны.

Мерш уже бывал в тех местах и знал, что найдет цирковую труппу на лугу Рёйи, где она пробудет до июля месяца. У них наверняка есть ясновидящая, которая погадает ему на картах.

Проехав по набережным до почти заброшенной деревни Берси, Мерш свернул к бульварам Маршалов. С наступлением ночи пейзаж становился все мрачнее. Ни одного лучика света, а вскоре сыщик и вовсе очутился в кромешной тьме.

Он смутно угадывал в этом мраке пустыри, бидонвили[58] – все эти заброшенные места, называемые в старину укреплениями. Там же он различил рельсы вокзала Ла-Рапэ, похожие на металлические лианы, змеившиеся по пустырю, между сорняками.

Луг Рёйи выполнял роль прихожей Венсенского леса. От Международной колониальной выставки 1931 года остались развалины, занимавшие огромный зацементированный участок, нечто вроде посадочной полосы, – десять гектаров давно заброшенной земли, годной лишь на то, чтобы каждую весну, начиная с 1964 года, открывать здесь Тронную ярмарку.

Эспланада находилась на возвышенности, и Мерш, сидя за рулем своей «дофины», вскоре разглядел вдали крупные буквы на арочном портале, а за ним – цирковые балаганы с погашенными огнями. Высоченные аттракционы вырисовывались на фоне неба, как сухие деревья; их мачты напоминали виселицы. Нет ничего мрачнее такой вот призрачной ярмарки, покинутой посетителями.

Заехав на стоянку, он вышел из машины и вздрогнул, несмотря на жару. Под ногами шуршали грязные, гонимые ветром обрывки бумаги. В канавках вдоль тротуаров шныряли крысы. Казалось, люди покинули это место через несколько часов после атомной тревоги. Железные вывески с замогильным скрипом вращались на шестах, теплый ветер подвывал так уныло, словно решил навести тоску на все живое.