Между тремя неудачными попытками закрепиться в городе С. Бабур скитался по Мавераннахру с войском, в котором в худшие времена была всего сотня приключенцев, пил вино и писал стихи. На дворе стоял XV век, нравы были суровые, а жизнь ценилась дёшево. В мемуарах Бабура попадаются строчки вроде: «Махмуд уехал до завтрака и вернулся с парой отрубленных голов, но по дороге их потерял». Бытовой эпизод, ничего такого, ну. В 1504 году Бабур оказался в Кабуле и влюбился в него со всей страстью своей поэтической натуры. Это было взаимно: в Кабуле неудачник отдохнул, отъелся и приказал разбить сады, а дела его потихоньку пошли на лад. Махнув рукой на Самарканд, Бабур посмотрел в другую сторону – под боком была Индия, не очень сильная и оч-чень богатая.

Пушки только входили в моду, и над ними многие посмеивались – что за странные штуки, которые стреляют без стрел? Но Бабур, протащив орудия по горным перевалам (что, кстати, считалось практически невозможным), при их помощи выиграл битву при Панипате44 у местного султана Ибрагима45 со счётом 10:0, сел на трон в Агре и основал династию Великих Моголов.

Мир восторженно выдохнул.

Вот так в возрасте сорока двух лет Бабур стал падишахом всея Хиндустана и Афганистана. На то, чтобы добиться власти, ему понадобилось всего каких-то тридцать лет лишений и выгоняний. В сорок шесть падишах уже умер (обменяв, по легенде, свою жизнь на жизнь хворавшего старшего сына – Хумаюна). Сад, куда привела меня Фахима, был разбит по приказу Бабура, сильно пострадал в годы гражданской войны, но был восстановлен в начале 2000-х годов (я подумала, что его величество вид детей, играющих под гранатовыми деревьями, наверняка порадовал бы).

На третий день к нам пришли гости (сейчас я подозреваю, что друзья и знакомые очень обиделись бы, если б им не показали гостью-иностранку). Женщин и детей набилась полная комната. Все они пили зелёный чай со сладостями, весело щебетали на дари, причём понимала я тогда из разговора дай бог третью часть, гладили меня то по голове, то по щеке, то норовили обнять, а ещё беззастенчиво рассматривали и фотографировали. Что-то подобное я испытывала только в Индонезии, где несколько десятков деревенских жителей где-то под Тасикмалаей46 собрались на меня посмотреть, а потом заявили, что я похожа на большую куклу Барби.

– Алекс – моя дочь, – пошутила Фахима, подливая чаю. – Кушай печенье, детка.

– Может, сын? – засмеялись гости. – У твоего ребёнка короткие волосы!

– Я бача-пош47, – буркнула я, и от смеха звякнула люстра.

…и вот теперь, на четвёртый день, мне придётся искать новое жильё! Опять! Одной! В Кабуле! За день! Никогда такого не было, и вот опять! Матерь божья, как же так?! О горе мне, горе.

***

– Алекс, кто-то умер? – поинтересовался не без ехидства Ахмад, коварный друг из Инстаграма48.

Накануне вечером он написал мне, сообщил, что семейные дела улажены, он свободен и рад будет показать мне Кабул, а нынче в семь утра явился к дому Фахимы забрать меня на прогулку.

Это был безупречный пуштунский джентльмен в голубом пиран-тумбане49 с иголочки и начищенных туфлях, тщательно причёсанный и надушенный – хоть сейчас на свадьбу. То, что он вылез из разбитого такси, впечатления вовсе не портило. Ахмад обменялся с Фахимой вежливыми фразами о погоде и здоровье – обязательный и иногда довольно долгий ритуал при встрече афганцев – а потом поймал другое такси, и мы куда-то поехали. Куда – я не спрашивала, уже привыкнув доверять жизни и плыть по течению. В этот раз течение принесло меня на холм, возвышавшийся над кварталом Вазир-Акбар-Хан.