Я прокралась к краю дивана и осмотрелась, насколько это возможно было сделать, не высовывая головы. Задачу облегчали зеркала в простенках между дверьми. В них отражались четверо офицеров в чёрно-белой униформе с эполетами и при саблях — и чай с кренделями, которым вайнорцы угощались по ходу игры. Не вино, надо же!

В комнате было четыре двери, считая ту, через которую я вошла. Ужин происходил за самой нарядной. Пару раз створки отворялась, и я видела стол под белой скатертью, блеск хрусталя и рыжую голову графа Даниша, сидящего боком к проёму.

Попадаться на глаза ему или принцессе в мои намерения не входило, я просто хотела послушать, о чём говорят. Но для этого надо было подобраться поближе.

Из столовой выпорхнула девушка в бледно-коралловом платье. В ней было всё, чего не хватало принцессе: золотистые локоны, ярко-синие глаза, тёмные брови, пухлые розовые губы и живой румянец. Она торопливо скрылась за боковой дверью, а через пару минут появилась вновь с маленькой книжицей в руках.

Военные, между тем, решили, что ловить девушку веселее, чем ловить кошку.

— Что это у вас, барышня Кайса? — поинтересовался здоровяк с пшеничными усами.

— Томик Мартона, — девушка замедлила шаги. — Её высочество велели принести.

— Вы шутите? Стихи — за ужином?

Барышня мило покраснела.

— Её высочество и граф Скадлик поспорили по поводу одной строфы и хотят выяснить, кто прав.

— Надо же. Скадлик-зануда, оказывается, ценитель поэзии. Кто бы мог подумать!

Офицеры засмеялись.

— Напрасно вы так, господа, — строго сказала барышня.

— Из-за какой же строфы вышел спор? И в каком стихотворении?

— Не помню, — смутилась барышня, — я не следила за разговором.

— Откуда же вы тогда знаете, что взяли верную книжку?

Барышня Кайса посмотрела на томик в своих руках. Зеркало отразило полустёршиеся золотые буквы на бурой обложке.

— «Песни скитаний», как её высочество и велели…

— А давайте взглянем, что там, в этих «Песнях»! Вдруг любовное послание? — усатый поднялся с места, демонстрируя гренадерский рост и плечи, как у циркового силача. Креслице на тонких ножках облегчённо вздрогнуло, освободившись от этакого груза. — Может, никакого разговора и не было, а наша милая барышня бегала к сердечному дружку?

Барышня вспыхнула до корней волос, затем сильно побледнела — и отпрянула, спрятав книжку за спину.

— Вы… вы… Какой вы!

Она развернулась и убежала в столовую — только юбки взметнулись с шелестом, словно осенние листья.

Военные опять засмеялись, но как-то неуверенно.

— Болван вы, Дегеринг, — сказал один, тоже с усами, но каштановыми. — Она ведь вам глазки строила.

— Тогда зачем без конца бегает к Джеручу? — фыркнул первый усач. — С утра раз десять!

— Меня капитан тоже, помнится, гонял с поручениями — то туда, то сюда, — пожал плечами другой, светловолосый и круглолицый. — Кавалер Джеруч секретарь её высочества, барышня Кайса — фрейлина.

— Секретарь-иностранец! — возмутился четвёртый участник игры, самый молодой. — Даже говорит с акцентом.

— Зато словом владеет лучше нас всех, — заметил обладатель каштановых усов. — Иной раз этак поэтично закрутит…

— Заносчивый выскочка! А то и шпион.

— Смотрите, при нём не ляпните, — остерёг круглолицый. — Эйланцы народ горячий.

— И что он сделает? Вызов мне бросит? Я барон Хир-Дорт, потомственный офицер, секунд-лейтенант королевской гвардии, а он кто? Секретаришко!

— Не скажите, — пробормотал круглолицый. — Я видел, как он обращается с саблей…

В этот момент дверь, в которую барышня Кайса ходила за книжкой, открылась, и на пороге показался молодой человек в строгом тёмно-сером сюртуке. Очевидно, тот самый эйланец. Нет, настоящий ланн! Какими их рисуют на картинах и описывают в исторических книгах. Среднего роста, ладный, подтянутый. Чёрные глаза, оливково-смуглая кожа с золотистым оттенком, правильные черты лица, крупные ровно настолько, чтобы быть выразительными, но не грубыми. Наряди его в чешуйчатый доспех и островерхий шлем, посади на коня, дай в руку меч — и держись, Ригония!