Отсутствие «человеческого» в структуре души и особое сочетание «святого» и «звериного» – кротости и ярости, добродушия и лютости, «благочестивого» и «греховного».

Под «человеческим» здесь понимается рационально-рассудочный компонент психики. Эта характеристика ментальности коррелирует с вышеприведенными выводами, касающимися западных мифов о русских (табл. 0.14).

Синтез восточного деспотизма с западным индивидуализмом; сложный интегральный компонент, обусловливающий крайности русской ментальности, включает в себя предыдущие и их совместные, противоречивые проявления.

Здесь проявляется миф о каком-то исключительном коллективизме русских людей. При более глубоком рассмотрении оказывается, что русские гораздо более углублены в себя, себе на уме, индивидуалистичны, готовы нарушать моральные нормы, если они идут вразрез с внутренней правдой. Вместе с тем русские восприимчивы к воздействию коллектива и готовы делегировать управление вышестоящим структурам, но только в том случае, если признают их правильными.

Перейдем к оценочно-нейтральным или противоречивым характеристикам.

3. Оценочно-нейтральные или противоречивые психологические характеристики «русского типа»: способность к безграничной и безосновательной вере; духовный радикализм; синтетическое, недифференцированное, духовно-целостное отношение к миру.

Корпоративному имиджу в России выдается своеобразный кредит доверия, который больше, чем принято выдавать западной общественностью. Но люди должны верить. В этом случае, в терминологии брендинга, эффект веры в бренд достигается в более краткосрочной перспективе, чем получается в европейских социальных контекстах. Но если кредит доверия исчерпан, то оценки будут неизмеримо категоричнее, и это будет окончательный приговор общественного мнения, с трудом поддающийся коррекции.

Стремление к предельному, безусловному (потребность мысли идти «до конца и края», а в итоге – безразличие к благам мира, нежелание накапливать то, что обречено на гибель).

Может быть, А. П. Марков излишне категоричен в части констатации безразличия русского человека к благам мира. Эта черта проявляется в условиях тоталитарного давления – тогда действительно проявляется способность к внутренней свободе в ущерб тому, чего все равно не достичь. В условиях внешней оттепели по крайней мере часть россиян в виде экономического среднего класса и, может быть, верхнего нижнего экономического класса проявляют изрядную заинтересованность в благах цивилизации.

Относительно же начальной части пункта – стремления к предельному, безусловному – создатели корпоративного имиджа в России должны быть готовы проследить его до самых глубоких оснований духовных смыслов – вплоть до вопросов Добра и Зла, жизненных ценностей владельцев. Корпоративная философия должна быть готова уместно (в контексте целесообразности) ответить на базовые философские вопросы (сформулированные Кантом): что можно знать? Что следует делать? На что следует надеяться? Что есть человек?

Невыраженность чувства персональной вины и признание вины коллективной.

В такой формулировке А. П. Маркова данная особенность русской ментальности выглядит как один из универсальных законов субъективной психологики. Закон гласит: то, что происходит с самим субъектом, он склонен объяснять стечением обстоятельств, но то, что делает другой, человек склонен связывать с его сознательным умыслом.

Отсутствие воли к власти.

Как уже говорилось, русский человек – «неполитический», т. е. не стремящийся к завоеванию политических прав, отказывающийся от политической защиты своих интересов (политическое нестяжательство). Позиция пассивного наблюдения и критического суждения о наблюдаемой корпоративной реальности, готовность делегировать ответственность являются серьезным вызовом корпоративному управлению.