Мои касания становились все смелее. В конце концов, вельт не видел меня и был связан, а значит безопасен. Нежность я чередовала с легкой болью от тугих зажимов, не давая Теодору отстраниться.

— Это непохоже на наказание. — Было видно, что говорил он с трудом.

Я бросила недоуменный взгляд на Арэи. Она что, использовала такого красивого мужчину только как мальчика для битья? И даже не приласкала ни разу? Крылатый так остро реагировал на малейшие, даже самые невинные прикосновения, словно в жизни не получал ничего, кроме побоев. А ведь он должен быть изнеженным принцем!

— Плохих мальчиков тоже иногда стоит поощрять. — Ощущение вседозволенности пьянило, по телу распространялось приятное тепло, я и сама не заметила, как распалилась от собственной дерзости. — Ты ведь согласен с тем, что ты плохой мальчик?

Краем уха я уловила слабый шорох около двери. Арэя моментально подскочила к краю рамы, вытаращившись в ту сторону.

— Крысенок стоит под дверью и подслушивает! — брезгливо выдала она. — Если недокрылый сейчас же не будет стонать от боли, он всему замку разнесет, что ты размякла! Бери плетку и выбей из неблагодарной курицы дурь!

Она требовательно забарабанила по стеклу.

Понимание того, что разоблачение близко, ударило в голову. «Но ведь заставить стонать можно не только от боли!» С этой мыслью я прижалась всем телом к мужчине и горячо его поцеловала. Он не ответил, зато ответило его тело, покорно потянувшееся ко мне всем своим естеством. Я чуть отстранилась, укусив свободную от зажимчика мочку, руками вытворяя то, на что ни за что не решилась бы в другом случае.

С губ Теодора сорвался протяжный стон. Снаружи что-то стукнуло, будто кто-то поспешно поднялся и рванул с места.

— Он должен был стонать от боли… — растерянно выдала Арэя, смотря на меня с недоумением. — Так не считается.

Это продолжалось недолго — еще несколько протяжных стонов, и «плохой мальчик» обмяк в удерживающих его путах. Его грудь высоко вздымалась. Уже зная, что делать дальше, я сдернула с него повязку и вытерла ею свои пальцы. На дне глаз Теодора сверкали искры, а губы были искусаны до крови. Вид был растерянным и смущенным.

— Зачем это?.. — севшим голосом спросил он.

— Ты сказал, что это непохоже на наказание, — средним и указательным пальцем я прошагала от низа его живота до обнажённой груди.

Мне уже было стыдно за то, что я собиралась сказать ему, но другого способа «остаться в образе» я придумать не смогла.

— Но, мой милый однокрылый друг, ты, кажется, забыл о нашей сделке? Если бы ты не поддался сейчас низменным желаниям своего тела, то мог бы требовать от меня мира для всех вельтов. А теперь живи с тем, на что ты променял их безопасность.

Короткий смешок вышел неуклюжим — жалкая пародия на безумный смех Арэи, но и он сработал. До Теодора дошел весь ужас произошедшего, он смотрел на меня расширившимися от этого понимания глазами.