До сих пор ни мать, ни отчим Альваро не смогли уговорить Леокадию выйти замуж. Она цеплялась за остров, как приморская сосна цепляется корнями за голый камень – упрямо, вопреки всему. Если Леокадия выйдет замуж, ей придется покинуть Фасинадо. О том, чтобы выдать ее за местного, и речи не шло. Слишком серьезно было положение в государстве, чтобы пренебрегать возможностью упрочить связи.

«Еще немного – и королевский совет примет решение», – отстраненно подумал Рамиро, ловя предназначенную ему насыщенную улыбку. Еще немного – и старички в мантиях выберут жениха, который приедет и, несмотря на возражения, истерики и холодную ярость, увезет Леокадию далеко отсюда. Королевских семей в Европе осталось не так много. Возможно, удастся породниться с Габсбургами. Пожалуй, что с ними. Пока Европа воюет, Австрия женится… м-да.

– Ты снова где-то далеко, – попеняла ему Леокадия.

Рамиро не хотелось говорить, что он думал о ее замужестве, и потому он сказал другое:

– Ты прелестна. Эти кавалеры, что жадно смотрят на тебя, – у них есть шансы?

– Ни одного, – она смахнула невидимую пылинку с его плеча.

– Ты гордячка, Леокадия. Ты влюблялась когда-нибудь?

– Однажды, – созналась она, отведя взгляд.

– И что же он?

– Он не понял моего чувства.

– Значит, он его не стоил.

– Он стоил! – горячо возразила Леокадия и тут же одернула себя, словно бы поводья натянула. – Не хочу говорить об этом, Рамиро. С каких пор тебя стал интересовать трепет моей души? Ты никогда не трогал мои тайны.

– Я не думал, что у тебя есть тайны. – Он и вправду не знал, что у сестры случалась сердечная привязанность.

– А почему нет? Мне уже двадцать пять. Я должна была влюбиться хоть однажды.

– Да, конечно.

– А ты? Я созналась тебе. Ты влюблялся, Рамиро?

– Кажется, нет. – Танец закончился, и музыканты тут же заиграли следующий. – Опиши мне, как это бывает.

– Как… – Она усмехнулась и запрокинула голову, а потом, резко опустив подбородок, ожгла Рамиро взглядом. – Ты хочешь часто его видеть, того человека, в которого влюбляешься. Хочешь быть с ним, чем ближе, тем лучше. Желаешь разделить с ним жизнь. Каждый его жест, каждое слово важны. Вот так влюбляются. Что?

– Тогда со мной такого не случалось.

Она скривилась.

– Конечно, ты у нас известный сухарь.

– Кажется, ты мне говорила об этом сегодня.

– Иногда не грешно и повториться. Может, ты размягчишься. Разве тебе не хочется просто насладиться жизнью, хоть иногда?

– Я знаю, чего это стоит, такое наслаждение, – холодно ответил Рамиро.

– Разумеется. Я все понимаю, и я знаю тоже. – Леокадия глубоко вздохнула; щеки у нее раскраснелись от танца. – Возвращайся скорее, Рамиро, возвращайся скорее в Фасинадо!

– Как я могу не вернуться? – мягко произнес он. – Здесь мой дом.

Палаццо Веккьо сиял, словно вернулись времена Медичи. Ничто не могло умерить это вызывающее, великолепное сияние. Чарити в нетерпении высунулась из окна кареты, чем вызвала добродушное порицание от отца.

– Милая, не надо так суетиться, иначе высокомерные французишки решат, что я тебя в первый раз вывез в свет.

– Ах, папа, можно подумать, что кто-то способен предположить такую глупость о Мартине Эверетте!

– Кто знает этих вконец офранцузившихся итальянцев!

Чарити не стала спорить с отцом, но и не вернулась на место, продолжая всматриваться вдаль.

– Если мы будем продвигаться все так же медленно, то можем пропустить самое интересное.

– Не пропустим.

Чарити вздохнула и все же вернулась на место. Сиденье кареты, обитое лучшей итальянской кожей, тихо скрипнуло. Чарити поправила сползший с плеч палантин из сибирских соболей и скромно сложила руки на коленях. Белое, белое, снова белое… Чарити уже ненавидела этот цвет. Дома, в Дорсете, можно было надевать любые цвета, никто бы и глазом не моргнул; континентальные европейцы же оказались настолько привержены правилам и традициям, что Чарити пришлось отправить обратно в Англию свой сундук и закупить в Париже огромное количество белых платьев: шелк, бумазея, бархат, муслин… И все, до последней ниточки, белоснежное. Нельзя сказать, что этот цвет совсем ей не шел: Чарити, хоть и блондинка, имела здоровый, чуть золотистый оттенок кожи, яркие синие глаза и нежно-розовые губы, не нуждающиеся в помаде. Четкие черты лица, плавная линия плеч, высокая грудь – в общем, можно сказать, что нынешние моды ей вполне к лицу, но вот бесконечное белое, предписанное незамужним девушкам…