Она засмеялась.
— Мне пятьдесят два, мальчик мой, и прекрати льстить, ты все время повторяешь эту шутку. Что мне там делать? Я, пока была замужем за Кембритчем, растеряла все связи. А заводить новые… я слишком долго была одна и слишком привыкла к этому. Тем более что Бернард сейчас дома, приехал на каникулы из училища.
Берни был младше Люка на пятнадцать лет, а сестра, Маргарета, — на семнадцать. Поэтому общались они с трудом.
— А вот если, — с намеком добавила мать, — ты приедешь к своей старушке, то, может, я и захочу стряхнуть пыль с диванов лаунвайтского дома, сынок. И даже потанцую с тобой на одном из балов столичного сезона. Здесь все двери будут открыты перед тобой, не сомневайся.
— Может, и приеду, мам, — ответил Люк задумчиво. — Скорее всего, так и получится.
Ближе к вечеру позвонил Нежан Форбжек, один из подозреваемых в участии в заговоре, и как ни в чем не бывало сообщил, что в следующий четверг у Романа Соболевского снова карточная вечеринка, на которой Люка будут рады видеть и принять, потому что он произвел отличное впечатление на хозяина дома. А на Крис не надо сердиться, потому что она дура, сама всё разболтала, и папаша ее дурак, и братец, хоть они и приятельствуют, дурак, а вот он, Люк, ничего такого не сделал страшного и с ним обошлись несправедливо.
Люк соглашался, жаловался, возмущался, бормотал что-то полупьяным голосом и распрощался, называя Форбжека дорогим другом и единственным, кто его понимает.
Потом он позвонил Тандаджи и отчитался о разговоре.
Делать было нечего, суббота тянулась вязко и медленно, телевизор раздражал, как и бездействие, да еще и нос разнылся. Слуги ходили тихие, дом казался гулким, большим, и Люк спустился в холодный пустой спортзал, переоделся, обмотал кулаки эластичным бинтом. Размялся пятнадцать минут — повращал плечами, покрутил головой, чувствуя, как отдает болью в лицо, понаклонялся, поотжимался. Начал «бой с тенью» — обязательный разминочный бой с невидимым противником. И затем, слыша, как гулом откликаются на удары стены, стал избивать боксерскую грушу, повторяя джебы, свинги и апперкоты, боковые и прямые удары, со свистом выдыхая воздух, ощущая, как бежит пот по спине, и то и дело поглядывая на лежащий на скамейке телефон.
Он весь субботний день подспудно ждал только одного звонка и был уверен, что она позвонит. Ведь набрала же она его в пятницу. Не удержалась.
Люк развернулся и ударил по груше коленом, затем прямой ногой, добавляя к элементам бокса удары из восточной борьбы. Провел серию подходов со скакалкой, уже не обращая внимания на дергающую боль.
Подошел к телефону и набрал номер. Послушал гудки, отключился, снова ушел к груше — тренировать нижние удары и крученые, с подсечками. Ему очень не хватало реального противника. Того, кому можно было бы отвечать.
Марина не взяла трубку ни в следующий раз, ни через один, а Кембритч с упорством барана возвращался к скамейке и снова и снова жал «позвонить», потому что она должна была ответить — не могла она выдержать и не ответить. Только не Марина.
На последнем звонке она сбросила вызов, сообщение проигнорировала, и Люк, устав, как будто тащил на себе многотонный груз и не дотащил, потому что не хватило сил, пошел плавать в теплом бассейне, поглядывая на лежащую на краю трубку.
Он вел себя как идиот и, осознав это, быстро собрался, надел полумаску и уехал в один из тех полулегальных ночных бойцовских клубов, где могли сойтись в поединке и аристократ, и простой горожанин, и никому не было дела до того, кто ты, если ты хорошо дерешься и не боишься крови.