«Тебе просто нужно переспать с ним и избавиться от наваждения».
Я чуть щетку не проглотила.
«Восхитительная идея».
«Ты понимаешь, что не сможешь строить другие отношения, пока не избавишься от него в своей голове?»
«Но… возможно…»
Мне было страшно додумывать мысль, и я дернулась к душу, включила зачем-то воду, хотя изо рта еще торчала щетка. Потом вернулась, взглянула прямо и жестко на себя в зеркало.
«Трусиха».
«…Возможно, я не хочу от него избавляться».
«Он же для тебя ничего не значит».
— Верно, — твердо сказала я вслух. Внутренний голос хмыкнул.
«И простить не можешь».
«Не могу. И не прощу».
Из запотевшего зеркала на меня смотрела самая глупая женщина в мире.
Подаренный Люком жеребец встретил меня ласково и немного укоризненно — хотя с ним и занимались, и гуляли в мое отсутствие. Поначалу немного заартачился, показал обиду, но затем спокойно дал себя оседлать и весьма бодро вышел на дорожку.
Мартин забраковал предложенную смирную кобылку и, сообщив, что вообще-то научился ездить верхом едва ли не раньше моего деда, выбрал себе серого красавца с надменной мордой. Животные ревниво косились друг на друга, но слушались, а я наслаждалась ощущением того, как вспоминает тело правильную посадку, положение ног, упор ступней, как руки правильно ложатся на поводья, словно и не было этого перерыва. Через полчаса я так осмелела, что пустила своего Пастуха вскачь и даже взяла один барьер — для младших учеников. Потомок чемпионов презрительно фыркал, но я была счастлива.
Мартин не осторожничал, и мне было страшно смотреть на то, что он вытворял. Все-таки конь не был приучен к нему, но блакориец управлялся с ним так, будто растил с детства.
— Ты идеальный мужчина, — сказала я магу, когда мы вели жеребцов обратно в конюшню.
— Лесть не отменяет месть, высочество, — ответил он смешливо, тряхнув черными волосами и подмигнув мне. Я улыбнулась. Ну правда же, идеальный. И чего тебе еще нужно, Марина?
А вечером он перенес нас на север Блакории, в номер небольшого, но очень дорогого отеля у склонов разной степени сложности, освещенных множеством огней. Лыжников было очень много, но сам отель и пространство вокруг работали для избранных: сюда не пускали журналистов и случайных людей, и в каждый номер был свой вход с улицы, закрытый от соседей.
В горах начинались осенние сумерки, снег отсвечивал синевой и дышал холодом, и ноги у меня болели после утренних верховых упражнений. Но я быстро разогрелась, а дальше были только скольжение, и ветер в лицо, и ощущение полета, и азарт — обогнать Мартина. И смех, когда я все-таки завалилась лицом в снег на торможении, зацепившись одной лыжей за другую, и так и лежала на животе, с каким-то чудесным образом сцепившимися лыжами, и хохотала. Народ, проезжающий мимо, смотрел на меня и улыбался.
— Все, — произнес Март, подъехав и расцепив меня и лыжи, — потопали в номер. Пока ты еще можешь стоять на ногах.
— А ты не можешь перенести нас? — капризно спросила я. До фуникулера было далеко, а шагать вверх по склону, пусть и по засыпанной дорожке, удовольствие невеликое.
— Лентяйка и эксплуататорша, — Мартин создал Зеркало, и мы вышли прямо у отеля. — А как же польза физкультуры для организма?
— Моему организму сейчас нужна горячая ванна, — я ждала, пока он откроет дверь, — вкусная еда и мягкая кровать.
— Тогда даю тебе час, — барон пропустил меня вперед, — и жду в гостиной на ужин. Хорошо отдохни, высочество, тебе еще весь вечер поднимать тяжелый черпак, разливать глинтвейн и обхаживать меня.
Номер состоял из двух раздельных спален с примыкающими к ним удобствами, гостиной с массивным камином и столовой зоной, маленького кабинета — если вдруг дорогим постояльцам взбредет в голову поработать — и сауны с небольшим бассейном. Я, снимая лыжный костюм и оглядывая великолепную спальню (каким образом, интересно, доставляют на склоны эти огромные кровати? или стекла на высокие окна?), — задумалась вдруг, как легко восприняла переход от нищеты к роскоши. Как быстро я перестала считать деньги, как спокойно отношусь к тому, что даже не знаю, сколько заплатил Март за сутки аренды этих апартаментов, хотя и подозреваю, что наша семья могла бы существовать на эту сумму не один месяц.