На нем был противорадиационный костюм из белого пластика, безупречно чистый. На голове – шлем из того же материала с темным забралом.

Он был так толст, что походил на Бибендума, знаменитого «мишленовского» человечка[19]. Двум мучившимся от голода людям, которые смотрели на него из-за решетки, он показался волшебным видением. Они удивились бы ничуть не больше, если бы перед их глазами появился единорог.

– Приветствую вас, дети мои. Надеюсь, у вас все благополучно? – спросил человек. Его голос передавал установленный на крыше джипа репродуктор. – Я кардинал-камерленго Фердинандо Альбани, временный глава Святого Престола[20]. Я пришел, чтобы вернуть одно из владений Церкви.

– Ах так? Ну попробуй, – прорычал в ответ голос.

Кричавший – Алессандро Мори – был главой захватчиков катакомб. Он был самым опытным, и у него было больше всего сторонников – по крайней мере, тогда. В руках он держал ручной противотанковый гранатомет. Оружия было мало: не считая гранатомета у Мори, три винтовки и пригоршня пуль к каждой из них были единственным огнестрельным оружием в арсенале подземелья.

– Надеюсь, что это вам не понадобится, синьор, – ответил голос из динамика. – Церкви отвратительно кровопролитие.

При этих словах из одного из грузовиков выскочила дюжина людей в противорадиационных костюмах, но не белых, а защитного цвета. У них в руках были штурмовые винтовки с лазерным прицелом.

Мори и его люди внезапно покрылись красными точками, словно от заразной болезни. Каждая точка была наведенным прицелом: на лоб, на сердце, на руки.

– Решать, естественно, вам, – невозмутимо заключил Альбани. – Как насчет выйти поговорить?

В этот момент могло произойти все, что угодно, и история нашего маленького поселения была бы другой. В этот момент множество возможных миров могло родиться вместо того, который есть сейчас. Некоторые из них, несомненно, были бы лучше нашего. Мы никогда не узнаем этого. Факты таковы, что старый Мори закинул свой гранатомет за спину и дал своим людям знак открыть решетку. Один из людей протянул ему пластиковое покрывало, но старик грубым движением оттолкнул его.

Он приближался к кардиналу развязной походкой хулигана с окраин, каковым он и являлся в юности, до того, как посвятить себя, вместе со своими детьми и племянниками, прибыльному делу перепродажи краденых автомобилей и мотоциклов.

Старик остановился в двух шагах от Альбани. Он не мог видеть глаз кардинала за темным плексигласом маски. А если бы мог, то увидел бы, что прелат вовсе не был спокоен. Оружие стоявших у решетки охранников было направлено на него. А он был определенно легкой мишенью.

Кардинал внимательно рассматривал лицо старика. Он видел ожог, обезобразивший одну его щеку. Пальцы на левой руке были словно сплавлены в нелепый безобразный кулак.

Альбани протянул руку. Старик не пожал ее.

Он плюнул на землю.

– Снаружи холодно, – сказал кардинал.

– Я привык. Давайте к делу, без околичностей.

– Как хотите.

– У тебя есть вот эта форма, а у меня нет ничего. Я не боюсь смерти, но и терять времени здесь, снаружи, я не хочу. Говори, что у тебя есть сказать, и проваливайте отсюда. Это место наше.

Альбани покачал головой:

– Технически это не совсем верно. Для Церкви катакомбы святого Каллиста – святое место.

– У вас есть Ватикан. Вам мало? Недостаточно места?

– Даже слишком много. Особенно теперь, когда он превратился в своего рода радиоактивное open space[21]. Ватикана больше нет. Это выжженная земля.

– Это ваши проблемы.

– Мы провели шесть месяцев в подземельях Замка Святого Ангела.