– Вы, священники, красиво говорите.
– Это одна из особенностей нашей профессии. Мы должны убеждать людей в том, что существует Добро и уверенность в лучшей жизни после этой. Помимо этого мы, по мере сил, должны улучшать и эту, земную жизнь. Кроме того, наша паства уже понесла слишком много потерь. Мы должны спасти как можно больше жизней. Даже если они кажутся нам наименее достойными. Даже из больного семени может вырасти прекрасное дерево.
– А у тебя проворный язык.
Кардинал разразился смехом.
– Проворный? Я? Ты бы видел, какие они проворные… – сказал он, указав большим пальцем на выстроившихся за его спиной солдат.
Возможно, веселый и искренний смех Альбани впечатлил Мори больше, чем нацеленное на него и на его людей оружие.
Максим смотрит на меня.
Его рассказы об этом дне драгоценны. Я пришел в катакомбы святого Каллиста на несколько месяцев позже, когда ситуация нормализовалась. Я знал об этом первом появлении только из рассказов Максима.
– Естественно, нас впустили. Перед нами не развернули красную ковровую дорожку, но нас впустили, особенно после того, как увидели то, что у нас было с собой. В наших грузовиках были все блага Божии. Естественно, первыми спустились Дюран и его ребята. Они вышли час спустя с выражением отвращения на лицах. Сказали, что внизу еще хуже, чем они предполагали. Большая часть сотни занимавших катакомбы людей жила в темноте и спала на холодной влажной земле. Часто – даже ничем не укрывшись. В некоторых частях воздух почти не циркулировал. Болезни и истощение угрожали жизням почти двух третей населения катакомб. Двух третей, живших в «нормальных» квартирах. Зона, занимаемая элитой, была закрыта.
Слушая своего соседа по комнате, я продолжаю наполнять и опустошать свой рюкзак, пытаясь понять, что мне может пригодиться на самом деле, или пригодится больше всего, снаружи. Сам Максим просто болтает между делом – он занят работой над одним из своих абсурдных устройств. Его «рабочий стол» состоит из двух грубых досок, лежащих на козлах – остатках строительных лесов. На досках в беспорядке валяются электронные компоненты, распотрошенные радиоприемники и портативные телевизоры, стопка печатных плат. Максим, по-видимому, наугад, вылавливает тот или иной компонент, изучает его и в зависимости от результата проверки аккуратно кладет в картонную коробку или бросает на пол.
– Что ты собираешь? – спросил я его, когда вошел, глядя на странную безделицу, постепенно обретающую форму благодаря волшебству его рук. Это было нечто среднее между радио и электрической печатной машинкой. Кто знает, сколько машин пожертвовало свои части этому маленькому Франкенштейну из металла и пластика.
– А, это… Если оно не будет работать, то просто мечту.
– А если бы заработало?
– Я работаю над ним уже много лет. Мне кажется, что я наконец-то отыскал все необходимые элементы для того, чтобы собрать его. А заработает оно или нет – это уже другой вопрос.
– Но если бы заработало, чем бы оно было?
– По сути, это радио.
– Это было радио и до того, как ты его разобрал. Но ты же знаешь, что радио больше не функционирует. Слишком сильная радиация.
– Но это радио особенное. Оно квантовое.
– Да какое бы ни было.
– Если бы у тебя было время, я бы тебе объяснил. У меня-то время есть. Но есть ли оно у тебя?
– Вот времени у меня точно нет.
– Скажем так: это радио, способное транслировать во времени. Более или менее. Коротко говоря. Транслировать, воздействуя на параллельные вселенные. В 80-е годы прошлого века одна группа ученых из Кембриджа уже создала один квантовый передатчик. По крайней мере, так гласит легенда. Проблема в том, что, поскольку у них не было приемника, они не знали, получил кто-нибудь их сообщение или нет…