Мне даже смотреть на него не нужно, чтобы в этом убедиться.

Когда наконец моя задница опускается на сиденье, чертова юбка оказывается неприлично высоко, оголяя бедра, а разрез ухудшает ситуацию, демонстрируя край кружевных чулок. Блядь…

Быстро опускаю юбку ниже, но и это оказывается не так-то просто в этой баснословно дорогой металлической коробке.

Скрип… Скрип… Скрип…

Поджимаю губы, смущаясь еще больше, пока ерзаю по кожаному сиденью.

Матерь божья…

Неужели ему самому удобно находиться в столь ограниченном пространстве за рулем?

Кошмар какой-то.

Сдуваю прядь волос с лица, ощущая себя максимально некомфортно, потому что мне жарко, я вспотела, а еще боюсь что-то задеть, ну, или задохнуться навязчивым кедровым ароматом его туалетной воды.

Или, может быть, причина в том, что я чувствую обжигающий взгляд Раневского на себе. Физически!

И это не то, что вы себе надумали. Это взгляд, которым он хочет придушить меня. И когда я вскидываю голову и встречаюсь с его темно-карими глазами, убеждаюсь в этом.

— Когда я принимал тебя на работу, ты заверяла меня, что с тобой проблем не будет.

Он смеривает меня неумолимым взглядом, а потом жестко прищуривается.

— Ты потратила слишком много моего времени, которого у меня нет. Если я требую что-то от тебя, ты берешь и делаешь это без лишних вопросов.

— Но…

— Без всяких «но» и «если», Невеличкина. Я не потерплю споры со стороны своей помощницы, которую нанял, чтобы облегчить себе работу. А не наоборот. И если я от тебя что-то требую, то ожидаю, что ты сделаешь это мгновенно. Без лишних напоминаний, чтобы ты шевелилась. Это ясно?

4. 4

Я сопротивляюсь желанию ответить, что мне ни черта не ясно и если бы я понимала, чего он от меня требует, то, возможно, не тормозила бы, но вместо этого я прикусываю язык и стискиваю пальцы на коленях.

— Хорошо, Ян Илларионович, я вас поняла. — Натянуто улыбаюсь этому невыносимому мажористому мудаку.

Гнев подпекает в груди, но я прикладываю все усилия, чтобы он оставался там, вне зоны досягаемости.

И кое-что все равно ускользает:

— Но я была бы вам благодарна, если бы вы озвучивали свои требования четче, чтобы я понимала, чего конкретно вы от меня хотите.

Черты его лица напрягаются, а жестокие глаза вспыхивают опасным пламенем, и я сжимаю колени вместе.

Но потом он, будто вернув себе самообладание, заводит машину и трогается с места, бросая не глядя на меня:

— Ты слишком много болтаешь. Не заставляй меня взять кого-нибудь другого на твою должность. Кого-нибудь, кто знает, когда уместно открывать свой рот, а когда нужно закрыть его, чтобы не раздражать меня.

У меня едва ли не отвисает челюсть. Что не так с этим женоненавистником? Козел, блин.

Мы едем в гнетущей тишине, и я надеюсь, что он включит хотя бы музыку, но хрен там.

А уже через пятнадцать минут поездки я не выдерживаю неизвестности и осторожно интересуюсь:

— Возможно, во избежание недопониманий, вы захотите мне сообщить, куда мы едем и зачем?

Я улыбаюсь своей самой профессиональной улыбкой, чтобы сгладить углы, но зря стараюсь, он на меня даже не смотрит.

Внезапно Ян поворачивает голову и скользит взглядом по моему телу, хотя скорее всего оценивает мою одежду.

Действительно, какое ему дело до миниатюрного тела коротышки с широкими бедрами?

— Сначала тебя нужно привести в порядок, — огорошивает он.

Я в шоке моргаю.

— Простите?

Черт. У меня урчит в животе. Но раздражение от смысла его слов сильнее голода.

— Иногда я сомневаюсь в твоих умственных способностях. Если ты не прекратишь задавать идиотские вопросы, у тебя будут проблемы, — предупреждающе произносит он.