Щербатов замялся:

– Официально кто спросит, отвечу – не знаю. Голова дороже.

Убедился, что никто не слышит:

– А если приватно… Они – не они… На библии, конечно, не поклянусь. Но то, что вместо работы чешут языки, где бы найти, что плохо лежит, – этим достали. И как-то в шутку действительно вроде как проговорился, будто в вашем поссовете в кассе десяток тысяч рублей отложен – на покупку уазика. Ну, извините. Ляпнул, не сделав поправку на чувство юмора.

Понизов не поверил:

– Решил их моими руками убрать?

– Как это?

– К примеру, скопились долги перед каменотесами, а платить не хочется.

Щербатов огладил залысину:

– Да! Тяжел разговор с властью, когда она в одном лице и власть, и мент. Да я в любую минуту рассчитаюсь, лишь бы их больше не видеть. Это ж как на мине. Хотят – работают, хотят – нет. Вроде поднадзорные, а каждые выходные в Москву ездят. А зачем ездят? Медом Москва вымазана? Полагаю, – жди ЧП.

– Скажу участковому, чтоб приглядел, – пообещал Понизов.

Щербатов иронично прищурился:

– Лучше спросите у Хурадова, откуда у него сервелат в холодильнике не переводится. Сумками из Москвы везут. В общем, считайте, я знаю, кто ваш поссовет ограбил. И если их посадят, не огорчусь.

– Но тогда и я, кажется, знаю, кто на вас анонимку написал.

Оставив озадаченного предпринимателя, Понизов бросился догонять истомившихся эстонцев.

В архиве психбольницы, отгородившись барьером, хмурая высохшая старуха – архивистка Маргарита Феоктистовна Кайдалова – неприязненно приглядывала за эстонцами, листавшими в сторонке архивное дело Константина Пятса. То и дело доносились торжествующие, непонятные для русского слуха гортанные выкрики.

– Ишь ты, – выписки делают! – процедила она. – Дорвались!

– Что ж удивительного? Два года искали. Пол-России обшарили, – пояснил стоящий рядом Понизов. – Как же вы сразу дело-то не нашли? Неужто так затерялось?

– Команды не было, и не нашла, – без стеснения призналась Кайдалова. Остро глянула на председателя поссовета.

– А Вам, товарищ Понизов, команда поступила?

Заметила его замешательство. Тонкие старушечьи губы сошлись в злую гузку:

– То есть несанкционированно?! Знала бы, нипочем дело не выдала… Вы ведь коммунист?.. Коммунист, конечно. Иначе б на такую должность не назначили.

Понизов кивнул, с интересом ожидая дальнейшего.

– Так вот как коммунист коммунисту: вы совершаете огромную политическую ошибку. Без отмашки сверху, без ведома органов вы, по сути, выдали националистам государственную тайну.

– Эва как! – на сей раз Понизов удивился нешуточно. – В чем же государственная тайна? В том, что эстонцы нашли место, где умер их земляк? Так вы сами обязаны сообщать родственникам насчет пациентов.

Он склонился к старухе с чекистской бдительностью во взоре:

– Или у вас имеется особое указание сведения ни под каким предлогом не выдавать? А если припрут, вырвать запись и съесть на глазах у врага!

– Да, врага! – рассердилась Кайдалова. – Больно вы, нынешние молодые, легкие. Всё кузнечиками прыгаете. Так и пропрыгаете державу-то!

Эстонцы как раз вернулись к стойке.

– Мы хотим знать, где похоронен президент Пяте, – произнес Валк.

Вальк подхватил:

– Чтобы эксгумировать останки, вывезти их на родину, в республику… – Он тяжело, натруженно задышал.

– Видал, чем недальновидность оборачивается! – попеняла Кайдалова председателю поссовета. – Только палец покажи.

– …И торжественно перезахоронить. Да, – завершил длиннющую фразу Валк.

– А вот это хренушечки!

Бодрые, праздничные эстонцы осеклись.

– Вы обязаны показать могилу. Это в любой инструкции… – напомнил Вальк.