Алекс говорил непривычно горячо и оттого немного путаясь. Понизов сочувственно кивал. Но думал о том, насколько некстати вся эта история ему лично. Должность в поссовете занял с перспективой на повышение. Только накануне встречался со своим покровителем – председателем райисполкома Корытько. Обговаривали совместные планы на будущее.

А Эстония – каким боком она ему? Где-то на обочине СССР и на обочине его сознания. Но среди «экспедиторов» – Алекс Тоомс, близкий друг. А друзья для Понизова – особая категория. К их просьбам всегда относился трепетно. Впрочем, успокоил себя Понизов, им же ответили в больнице, что никакого Пятса нет и не было. А на нет, как говорится, – суда нет!

Понизов склонился над селектором:

– Девочки, гляньте! Баба Лена не ушла еще?

Баба Лена, уже одетая, заглянула через порог. Завидев посторонних, перешла на «вы»:

– Вызывали, Николай Константинович?

– Баба Лен! – обратился к ней Понизов. – Ты ведь у нас до пенсии в психбольнице числилась?

– Что значит числилась? – баба Лена возмутилась. – Сорок пять лет санитаркой. Считай, с войны. Поди кто попробуй. Да еще в судебном! Еще у твоего отца поработала.

Понизов движением пальца остановил поток негодования.

– Тогда припомни, не было ли у вас среди пациентов в пятидесятые годы…

Баба Лена насмешливо присвистнула.

– А ты напрягись. Эстонец.

– Да сколько их перебывало!

– Константин Якобович Пятс! – умоляюще выдохнул Валк. – Ему восемьдесят было.

– И Константинов, и Яковлевичей без счета. За кем только горшки не убирала. Может, какие особые приметы? Чтоб запомнился?

Валк и Вальк безнадежно переглянулись. Понизов кивком отпустил старуху.

– Он был президентом! – подсказал Тоомс. – Нашим президентом.

Баба Лена вдруг остановилась. По лбу забегали глубокие морщины.

– Президент! Погодьте, чего-то знакомое. Был какой-то старичок. Его Князь так называл. Тоже наш пациент. Бывало, зайду в палату, а тот: «Тетя Лен! Почему к президенту без стука входишь? Почему не приветствуешь гимном? Ну-ка, отдай рапорт». Всё юморил. Потому и запомнила. Правда, быстро помер.

– Президент Эстонии! – подсказал Валк с надеждой.

– Это уж не знаю. Может, просто дразнили так? У нас кого только не перебывало!

Понизов потянулся к телефонной трубке.

– Кто вам сообщил, что в Бурашевской больнице Пятса никогда не было? – уточнил он, набирая номер.

– Старушка из архива, – Алекс пощелкал пальцами.

– Кайдалова, – подсказал, заглянув в блокнот, Валк. – Очень хмурая, очень неприветливая.

– Типичная эстонка, – дополнил портрет Алекс – специально с акцентом.

Больница ответила.

– Галочка, солнышко, – промурлыкал Понизов в трубку. – На тебя, единственную, уповаю и припадаю… Обещаю. В следующий раз как только, так сразу. – Он хохотнул сочно.

– Пожалуйста, запиши: Пятс (перевернул к себе блокнот) Константин Якобович. По непроверенной информации, находился в судебно-психиатрическом отделении в пятидесятых и будто бы у нас же умер. Обращались, правда, в архив. Получили отлуп, – никогда-де не было. Но – на всякий случай перепроверь. Можешь зачесть как услугу советской власти… Ладно, тогда мне лично. Хоп, я все сказал.

Он отсоединился.

– И что? Будут искать? – Валк недоверчиво показал на телефон.

– Конечно. Это у вас беспредельщина. А у нас с советской властью пока считаются. Так что ждем-с… А кстати! – Понизов увидел кого-то через окно. Выглянул:

– Эу! Ты чегой-то мимо поссовета, как мимо тещиного дома, прогуливаешься? Ну-ка, загляни!

Повернулся к эстонцам:

– Какие раньше старики-участковые были! – посетовал он. – «Отказник» написать не могли без ошибок. Зато по поселку из конца в конец пройдет – всё про всех знает!