– Кольк, глянь, не твой, случаем? – баба Лена выгребла веником из-под шкафа янтарный мундштук, не замеченный опергруппой при осмотре места происшествия.

– Оп-ля! – не удержался Понизов. Теперь он точно знал, кто побывал в поссовете.

Наборный, изготовленный в колонии мундштук принадлежал неоднократно судимому по кличке Порешало, которого когда-то участковый инспектор Понизов задержал при совершении вооруженного разбоя. Ныне Порешало – «сто первый километр» – жил в Тургинове. Числился в совхозе. Но фактически с группой таких же судимых подкалымливал каменотесом, – обрабатывал гранит для надгробных плит в Бурашевском кооперативе некоего Щербатова по кличке Борода, человека, по области знаменитого. Но зачем опытному вору понадобилось лезть в нищий поссовет, за который, попадись, схлопочешь полной мерой? Не из мести же?

– Никак, признал, Николай Константинович? – баба Лена натура тонкая. Как только председатель поссовета усаживался за рабочий стол, тотчас из Кольки обращался в Николая Константиновича.

– Похоже на то.

– Кто?! – у бабы Лены аж рот приоткрылся от любопытства.

– Не скажу. Но премию выпишу. За виртуозное владение веником.

По коридору процокали каблучки, и в кабинет, не сняв распахнутого плаща, впорхнула секретарша Любаня, рослая, большегрудая.

– Ох и погуляли вчера! – она озабоченно покачала головкой, давая возможность шефу оценить крупные серьги-висюльки. – Головка-то не бобо?

– Голова в порядке. И уже приступила к работе. Чего и остальным желает, – грубовато отреагировал Понизов.

Любаня, посмурнев, вышла. Демонстрируя неудовольствие, долбанула откидной доской на перегородке.

Понизов пожинал плоды собственного сластолюбия. Месяц назад, перепив, он, вопреки железному правилу, отвез секретаршу на «конспиративную» калининскую квартиру, что досталась на время от сослуживца, завербовавшегося на Север. После той ночи вышколенная секретарша превратилась в докучливую любовницу, а общение с ней – в муку.

Шум двигателя заставил Понизова обернуться к окну. Возле поссовета остановилась – невиданное дело – иномарка: «фольксваген» с прибалтийскими номерами. Из машины вышли двое немолодых светловолосых мужчин в белых приталенных плащах и коричневых полуботинках на ранте, словно приобретенных в одной и той же подсобке. Один худощавый, повыше, второй – невысокий, склонный к полноте. Но на расстоянии, несмотря на разницу в объемах, они казались удивительно похожими.

Приезжие затоптались на крыльце. Принялись обивать испачканную обувь, не решаясь пройти внутрь, чтобы не наследить.

– Ишь, чистюли, – отчего-то обиделась баба Лена. Коврик с крыльца на время уборки она забросила в ведро.

Прежде чем войти в кабинет председателя, визитеры постучали в распахнутую дверь. Вошли, только дождавшись приглашения. В приемной скинули плащи. Костюмы на них оказались разными. Но ощущение неуловимого сходства еще усилилось.

– Мы имеем чьесть говорить с Главой? Э-э-э… – начал худощавый с тем акцентом, по которому безошибочно определяют прибалтов.

– Имеете, – подтвердил Понизов, показав на стулья для посетителей. Гости сели. Выложили визитки, написанные на незнакомом языке.

Понизов хмыкнул:

– Специально для России подготовили? – вгляделся в текст. – Эстонцы?

– Эстонцы, да, – закивали оба.

– Хенни Валк, – ткнул в свою визитку худощавый.

– Густав Вальк, – представился полненький. – Но я канадский эстонец. Я волонтер.

Послышались голоса. Поссовет начал наполняться. Понизов поторапливающе постучал по визиткам. Вальк кивнул на Валка.

– Мы – эстонская община, – произнес тот. – Исчез президент. Два года ищем.