Гаже всего было то, что я прекрасно понимал: чувствовать себя невинной жертвой предательства и упиваться этим не получится. Потому что у Саши были все основания думать, будто я ей изменяю. Да, я мог сколько угодно говорить себе, что она сделала это первая, но… к чему лукавить, я был так зол на нее, что вопрос моей измены оставался лишь делом времени. Просто она успела раньше. Мы оба постарались, чтобы убить наш брак, нашу любовь – и нам это удалось.

Меня давно звали в Петрик – в Петрозаводск. Мой однокурсник в тридцать лет уже заведовал кафедрой в местном универе. Подумав, я согласился и подписал контракт. Но когда приехал, понял, что перемена декораций на самом деле не слишком помогла. Ну да, стены другие, лица другие, а суть та же. Лекции, семинары, заседания кафедры. Интриги, сплетни…

Весной я случайно узнал, что на приписной волозерской биостанции нет начальника гидропункта. Да вообще никого нет, только сторож на ставке лаборанта. Особо из-за этого не парились, основная работа шла в головной станции национального парка. Но там не было гидролога или гидробиолога, поэтому собственно озерные проблемы отходили на второй план.

Добив договор, я попросился туда. Согласились неохотно, потому что начальник биостанции хоть и получал гроши, но все равно висел на балансе университета. И только в этой глухой дыре вдали от цивилизации меня начало потихоньку отпускать. Первый год мы жили там вдвоем с Витюхой – студентом-заочником. Потом он получил диплом и поступил в очную магистратуру. Но мне и одному было неплохо, возвращаться в обозримой перспективе я не собирался, ни в Петрик, ни в Питер.

И вот пожалуйста. Только стало чуть полегче, только рана начала затягиваться – на тебе. Получай, чтобы жизнь не казалась медом. От злости хотелось выть и крушить все, что попадется под руку. И, наверно, сильнее всего из-за того, что я не понимал, зачем ей это понадобилось. Вариант, что не знала, к кому едет, отпадал, такого не могло быть. Как и то, что не могла отказаться.

Неужели думала, будто я все забыл и простил? Что мы будем мирно работать бок о бок, а по вечерам пить чай с конфетами и ностальгировать по прошлому? Или вообще «давай попробуем начать сначала»?

Она могла быть какой угодно стервой, но уж точно не дурой.

Ну что ж… еще несколько часов, и все выяснится.

***

В Кугу я приезжал примерно раз в неделю. Забирал продукты и прочие необходимости, делал новый заказ, узнавал новости. Спутниковый интернет в деревне был только в визит-центре. Да что там интернет, телевизоры смотрели всего в нескольких домах, побогаче - тоже со спутниковых тарелок. На мой мыс протянули кабель по дну от биостанции, так вышло ближе. Электрические провода и телефонные. Свет горел, компьютер работал, можно было позвонить Надежде. Плюс рация. Ах, да, еще древний телетайп стоял в уголке – на случай, если понадобится срочно передать какой-нибудь текст. Пользоваться им я умел, учили на всякий пожарный, но пожарного за два года ни разу не случилось. Все свои данные наблюдений отвозил сам на флешке.

Мне повезло, что еще студентом отучился на курсах управления маломерными судами и получил права. Без катера на озере площадью больше трехсот квадратных километров делать нечего. По чистой воде рассекал из конца в конец практически ежедневно. Зимой пересаживался на аэросани. Иногда подбрасывал туристов и рыбаков, отвозил грузы в крохотные, на несколько домов, островные деревушки. Ну и монахов навещал, конечно.

Как мне рассказали, погост с церковью и монашеским скитом на Ильинском острове появился еще в шестнадцатом веке. На службы приплывали на лодках со всех окрестных деревень, там же были и купеческие лавки, где торговали по праздникам. После революции священники и монахи отправились по этапу, скит пришел в полное запустение. В девяностые годы церковь подреставрировали, в «пустыньку», как ее называли, вернулись было монахи, но надолго не остались. Один умер, другой утонул, еще двое не выдержали и уехали.