Алкин переодел рубашку и бросил влажную в корзину для белья, откуда ее утром заберет хозяйка, миссис Бенфорд, чтобы отправить в прачечную и по этому поводу потребовать с постояльца еще два шиллинга на «расходы, не предусмотренные договором о найме».

Налил себе чаю покрепче и, сделав первый глоток, неожиданно начал дрожать, будто ухватился обеими руками за оголенный провод. Он ничего не мог с собой поделать – накинул на плечи одеяло, положил ладони на горячую поверхность электрокамина, ничего не помогало, дрожь только усиливалась, а потом неожиданно прекратилась, когда Алкин уже думал, что это навсегда, и что утром миссис Бенфорд обнаружит на полу его трясущееся в припадке тело.

Может, надо было принять предложение Сары и остаться на ночь в Бакдене? В мотеле можно снять комнату. Тогда он сидел бы сейчас с Сарой… и с Бакли, конечно, куда ж ему деваться. Можно представить, каким напряженным был бы их разговор втроем. Нет, лучше уж… Третий лишний. И хватит об этом.

Жаль, рассказ Гаррисона не включишь в статью. В физике допустимы мысленные эксперименты, к ним обычно прибегают, если нет пока возможности построить прибор, собрать его из проволочек и гаечек или из гигантских магнитов и сложнейших камер слежения. С помощью мысленного эксперимента можно убедить сторонников, но противники все равно уйдут недовольными, сказав много лестных слов о вашей изобретательности и игривости вашего ума, но так и не приняв предложенные вами аргументы. В тридцать пятом – за год до трагедии в Бакдене, – Эйнштейн с двумя коллегами, Подольским и Розеном, придумал гениальный мысленный эксперимент, который определенно доказывал порочность главного принципа квантовой механики. И что же? Гейзенберг склонил голову, а Бор похлопал Эйнштейну? Действительно похлопал, об этом можно прочитать в мемуарах, но остался при своем мнении, а знаменитый мысленный эксперимент Эйнштейна-Подольского-Розена много десятилетий повторяли в своем изощренном воображении лучшие физики планеты, не сумев опровергнуть, но не сумев и доказать, что так повергаются в пыль законы природы.

«Посмотрел бы я, – подумал Алкин, – как пренебрежительно отмахнулся бы Бор от слов того же Подольского, если бы рядом не стоял и не тряс своей седой запущенной шевелюрой сам Эйнштейн».

Хэмлин убедил себя в том, что ему ничего не оставалось, кроме как…

Он понимал, что его вера окажется сильнее любой самой мощной бомбы?

Наверное. Должен был понимать.

И что?

«Но какая это прекрасная физика!», – сказал Ферми, когда его обвинили в создании ужасного оружия.

Хотел бы я посмотреть на физика, вдруг понявшего, как от мысленного эксперимента перейти к реальному. Убеждающему. Опасному. С непредсказуемыми последствиями.

Мораль? Ответственность? Конечно, я буду очень ответственным – потом, когда получу результат. Когда докажу, что прав. Или, точнее – когда сумею убедить оппонентов в своей правоте.

Самый «тонкий» момент в том, что физика невозможна без психологии. Физики уже достаточно спокойно говорят о том, что наблюдение способно менять результат опыта. Но, добавляют, речь идет о процессах в микромире, где правит бал квантовая неопределенность. Однако, разве весь наш так называемый классический мир, вот этот, за окном, где струи дождя стекают по стеклу, отделяя относительное тепло комнаты от не менее относительного холода снаружи, разве этот чайник и эта чашка чая, и эта рука с посиневшими пальцами, разве все это описывается не теми же квантовыми уравнениями?

Конец ознакомительного фрагмента.