Всё во мне переворачивалось от такого обращения с женщиной, во-первых, а во-вторых – с моей собственной матерью. Каким контрастом с этим человеком казался мой отец – всегда сдержанный, всегда молчаливый, худощавый, с шапкой непокорных каштановых волос. Да, в жизни он производил не самое яркое впечатление. Но как папа преображался, стоило ему заговорить о стихах, о прозе Пушкина, о пьесах Шекспира или Максима Горького. Это был другой мир – красивый, яркий, совсем не похожий на мир Масика и его друзей. Да и были ли у Масика друзья? Что-то я очень сомневалась. В его присутствии мне всегда хотелось с выражением прочитать заключительную строчку из «Легенды о Марко»: «А вы на земле проживёте, как черви слепые живут. Ни сказок про вас не расскажут, ни песен про вас не споют».

- Масика обижать не смей, - сказала мама ровно и без выражения. – Он меня на руках носит. Он меня к морю три раза в год катает. С твоим отцом я к морю ездила только один раз. И жила там в развалюхе размером с курятник, с удобствами во дворе.

На это мне возразить было нечего. Таких денег, как у Масика, у папы никогда не было и быть никогда не могло. Ну не платят учителям столько, чтобы можно было ездить к морю хотя бы раз в год. Но не папа же виноват в этом?

До аэропорта мы добрались в дружном молчании, прошли досмотр, поднялись в самолёт и заняли свои места.

Папа не виноват. Да и жизнь тогда была другая. Сейчас можно на выходные в другую страну слетать. Как на автобусе в другой город съездить.

Летать я всегда не любила, и как только самолёт начал разбегаться по взлётной полосе, сразу закрыла глаза и постаралась уснуть. Мама мне не мешала, демонстративно углубившись в чтение какого-то модного журнала, на обложке которого красовалась девица с надутыми, как автомобильные шины, губами. Я и правда задремала, и во сне видела бабушку - как она стоит у плиты, методично помешивая варенье длинной ложкой, и приговаривает: «Что делать? Варенье варить».

- Полинка, просыпайся!

Сон рассыпался, когда мама двинула мне локтем под рёбра.

Я встрепенулась, зевая и потягиваясь. За стеклом иллюминатора был чужой аэропорт и чужие флаги чужой страны. Долетели без происшествий – и то замечательно. В конце концов, Масик – не вселенское зло. И не самое страшное, что случается в жизни.

И всё-таки, мне очень хотелось, чтобы мамин муж опоздал. Или совсем забыл нас встретить. И тогда я могла бы презирать его с особым удовольствием.

Но Масик не опоздал, не забыл, и уже ждал нас, чуть не подпрыгивая от нетерпения.

- Привет, рыбка! – он схватил маму за талию и притиснул к себе. – А я соскучился, между прочим.

Мама хихикнула и что-то зашептала ему на ухо. Масик заржал, как жеребец, и повёл нас забирать багаж.

Я уныло смотрела им в спины. Они так и шли – в обнимку, никого не замечая вокруг. Правда, забирая наши сумки, Масик соизволил меня заметить.

- Как дела? – спросил он без особого интереса и явно не ждал развёрнутого ответа.

- Всё хорошо, - ответила я сдержанно.

- Отлично, - буркнул он, закидывая огромный мамин чемодан и мою спортивную сумку на плечо. – Машину пришлось припарковать далеко, всё уже занято, какой-то слёт тут сегодня.

- Ничего, мы прогуляемся, - мама смотрела на него с обожанием, и я тайком покривилась.

Дома машина у Масика была такая же, как он сам – большая, яркая и шумная. Ярко-красная, с огромными фарами, которая так и кричала о силе и достатке хозяина. Здесь нас встретил чёрный седан и серьёзный, молчаливый водитель в строгом черном костюме.

- Грузимся, девочки! – скомандовал мамин муж, забрасывая наши сумки в багажник. – Полинка, садись вперёд.