В воскресенье мы не занимались „Хитрым делом“. Во всяком случае, для меня поручений не нашлось.

Всю вторую половину дня в финке продолжалась массовая вечеринка – в бассейне и рядом с ним купались и загорали люди, из-за жалюзи доносился звон бокалов, витал запах жареной свинины, приезжали и уезжали автомобили. Среди гостей я заметил братьев Ибарлусия и еще с полдюжины игроков хай-алай, нескольких эмигрантов-басков, Уинстона Геста и других состоятельных спортсменов, в их числе Тома Шелвина, а также множество незнакомых лиц. Американское посольство представляли Эллис Бриггз с женой и двумя детьми, Боб и Джейн Джойс, посол Браден и его супруга. Я знал, что она чилийская аристократка, и ее внешность полностью соответствовала положению, которое она занимала, а красота и элегантность миссис Браден бросались в глаза даже на расстоянии пятидесяти шагов.

Утром я спросил у Хемингуэя, можно ли добраться до Гаваны каким-либо транспортом, кроме автобуса.

– Зачем? – спросил он, вероятно, имея в виду, что в воскресенье утром городские бары закрыты.

– Хочу сходить в церковь, – ответил я.

Хемингуэй фыркнул.

– Можешь брать „Линкольн“, когда он не нужен мне, Хуану и Марте. Еще есть старый „Форд-Купе“, но сейчас он в ремонте. Либо езжай на велосипеде, который мы купили для Джиджи.

– Так будет лучше всего, – сказал я.

– Не забывай, до окраин города десять миль, – предостерег меня писатель. – А до Старой Гаваны – все двадцать.

– Велосипед устроит меня как нельзя лучше, – повторил я.

Я отправился в путь ближе к вечеру, когда вечеринка была в самом разгаре, и позвонил Дельгадо из телефона-автомата на Сан-Франциско де Паула. Мы встретились в явочном доме.

– Вчера вы вдвоем совершили знатное путешествие, – сказал мне коллега по ОРС, как только мы вошли в темную жаркую комнату. На Дельгадо был белый костюм; под льняным пиджаком – только нательная майка. Из-за пояса высовывалась рукоять пистолета.

– Вы то и дело попадались мне на глаза, – упрекнул я.

Дельгадо потер подбородок:

– Хемингуэй меня не заметил.

– Хемингуэй не заметил бы ничего, даже если бы за ним шел трехногий осел, – сказал я, подавая ему рапорт в запечатанном конверте.

Дельгадо сломал печать и углубился в чтение.

– Господин Гувер предпочитает, чтобы рапорты были напечатаны на машинке, – заметил он.

– Этот документ предназначен лично для директора, – сказал я.

Дельгадо поднял глаза и оскалил длинные зубы.

– Я обязан просматривать все, что ему направляют. Тебя это беспокоит, Лукас?

Я сел в кресло напротив Дельгадо. Было очень жарко, меня мучила жажда.

– Кто те двое, что следили за мной до финки в пятницу и вчера ехали за нами в „Бьюике“?

Дельгадо пожал плечами.

– Сотрудники местного отделения ФБР? – допытывался я.

– Нет, – ответил Дельгадо. – Но тот высокий человек, который шел за вами пешком, служит в Кубинской национальной полиции.

Я нахмурился.

– Какой еще высокий человек?

Дельгадо заулыбался еще шире.

– Я так и знал, что ты его не заметишь. Именно потому мне поручили прикрывать твою задницу, Лукас. Ты слишком увлекся выпивкой на пару с этим писателем-алкоголиком. – Он вновь взялся за мой рапорт. Его улыбка увяла. – Ты это серьезно? В тебя действительно стреляли из снайперской винтовки?

– В меня или в Хемингуэя. Или в любого другого участника нашей дурацкой затеи.

Дельгадо посмотрел на меня:

– Как ты думаешь, кто это был?

– Где вы находились ночью в пятницу?

Он вновь заулыбался.

– В лучшем борделе Гаваны. И, Лукас… если бы я стрелял в тебя, ты уже был бы мертв.

Я вздохнул и смахнул пот с ресниц. Я слышал голоса детей, возившихся в кустах неподалеку от дома. В небе прогудел самолет. Воздух был наполнен вонью бензинового выхлопа, запахом моря и нечистот.