Хемингуэй спрятал винтовку в чехол и положил ее у стойки штурвала. Он указал в сторону берега.

– Я знаю там уютную маленькую пещеру. Давай подойдем к ней, пообедаем и вернемся в Кохимар, пока буря не разыгралась всерьез.

Он задал курс, и я повернул нос яхты к берегу. „Пилар“ была превосходным судном, хотя, на мой вкус, ей не хватало остойчивости и она реагировала на повороты руля с небольшим запозданием. Если Хемингуэй хотел уклониться от встречи с надвигающимся штормом, нам следовало повернуть назад, а не останавливаться на обед. Но он не спросил моего мнения.

Теперь, когда волны били в корму, яхта пошла быстрее, и к тому времени, когда мы бросили якорь в просторной пещере, вновь ярко светило солнце, и никто даже не вспоминал о буре. Мы сели в тени рулевой рубки и принялись за толстые сэндвичи с остро приправленной жареной говядиной. Гест и Ибарлусия взяли к обеду еще по банке холодного пива, а Фуэнтес сварил густой черный кубинский кофе, и мы втроем с Хемингуэем выпили его из белых щербатых кружек.

– Эрнесто, – заговорил Фуэнтес, вставая с поручня. – Посмотри вон туда, на скалу у берега. Какая огромная!

До берега было более ста шагов, и только через секунду-другую я понял, что он имел в виду.

– Грегорио, – сказал Хемингэуй, – принеси бинокль.

Мы вчетвером по очереди посмотрели в бинокль. Игуана действительно была очень большая. Она грелась в лучах солнца на черной скале, медленно моргая. Я увидел, как поблескивают перепонки на ее глазах.

Хемингуэй взобрался по трапу, мы – вслед за ним. Он вынул „манлихер“ из чехла, обернул ремень вокруг левой руки, как это принято в пехоте при стрельбе на средней дистанции, широко расставил ноги, борясь с легкой качкой, и крепко упер приклад в плечо.

– Лукас, – распорядился он, – следи за тем, куда я попаду.

Я кивнул и навел бинокль на игуану. Рявкнул выстрел.

– Низко, – сказал я. – Игуана даже не шелохнулась.

Вторая пуля прошла выше. На третьем выстреле игуана словно взлетела в воздух и исчезла за скалой. Ибарлусия и Гест разразились торжествующими криками. Фуэнтес спросил:

– Это будет сумочка для мисс Марты?

– Si, дружище. Сумочка для Марты, – ответил Хемингуэй и первым спустился по трапу на палубу.

– Жаль, что мы не взяли с собой „Крошку Кида“, – сказал Гест, имея в виду маленькую гребную шлюпку, которую Хемингуэй оставил в порту, не желая тащить ее за собой.

Хемингуэй усмехнулся.

– Черт возьми, Волфер, здесь воды по колено. Или ты боишься акул? – Он сбросил свитер и шорты, оставшись в изрядно поношенных плавках. Его тело было очень темным и намного более мускулистым, чем я думал. На его груди не было ни одного седого волоска.

– Эрнесто, – заговорил Ибарлусия, на котором были только крохотные шорты. Его тело тренированного атлета состояло из одних гибких мышц. – Эрнесто, тебе ни к чему мокнуть. Я сплаваю к берегу и прикончу рептилию, а ты тем временем прикончишь свой обед. – Он взял винтовку.

Хемингуэй перепрыгнул через борт и протянул руку за винтовкой:

– Dame аса, cono que a los mios los mato yo!

Я задумался над тем, что он сказал – „Давай ее сюда, черт побери; я сам буду стрелять!“ – и впервые ощутил нечто вроде родства душ с Эрнестом Хемингуэем.

Хемингуэй высоко поднял оружие над водой и поплыл к далекому берегу, загребая левой рукой. Ибарлусия нырнул, не подняв даже слабой ряби, и вскоре обогнал писателя. Я снял блузу и шорты, сбросил туфли. Несмотря на приближающийся шторм, воздух был горячим, и солнце обжигало меня.

– Я останусь на яхте с Грегорио, – сказал Гест.

Я неторопливо поплыл к берегу. Волнения в широкой пещере почти не чувствовалось. Пэтчи и Хемингуэй шагали по полоске сухого песка за нагромождением камней, на которых нежилась игуана.