Я заставил себя отвлечься от мыслей о боксе. Боб Джойс и Эллис Бриггз смеялись над замечанием Хемингуэя, который шутливо упрекнул Брадена в том, что сотрудники посольства постоянно проигрывают пари на матчах хай-алай. Я улыбнулся. Хемингуэй излучал веселье и жизнерадостность. Его присутствие ощущалось буквально физически – этого не могли передать никакие досье и фотографии. Он был одним из тех редких людей, которые становятся центром внимания в любой компании.

– Ну хорошо, Эрнест, – произнес посол, как только утих смех. – Теперь поговорим о твоей „Преступной лавочке“.

– Я изменил название, – сказал Хемингуэй.

– Прошу прощения?..

Писатель просиял.

– Я решил назвать свое предприятие „Хитрым делом“.

„Преступная лавочка“ звучит глуповато.

Браден улыбнулся и бросил взгляд на бумаги, лежавшие на его столе.

– Очень хорошо, пусть будет „Хитрое дело“. – Он посмотрел на Бриггза и Джойса. – Эллис и Боб ознакомили меня с твоими первоначальными предложениями, но, может быть, ты объяснишь все подробнее?

– С удовольствием. – Хемингуэй встал и заговорил, двигаясь легким шагом и покачивая головой. Чтобы подчеркнуть свои слова, он делал короткие скупые жесты мощными грубоватыми ладонями. – Господин посол, Куба находится в девяноста милях от берегов США, и здесь быстро увеличивается число людей, сочувствующих нацистам. Паспортного контроля на острове практически не существует. У ФБР здесь есть свои люди, но их слишком мало, им не поставлены конкретные задачи, и они выделяются из толпы, словно уличные торговцы во время карнавального шествия. Мы с Бобом рассчитали, что только в Гаване живут более трех тысяч сторонников фашизма, и многие из них имеют возможность помогать немецким агентам проникать на остров и скрываться здесь.

Хемингуэй мягкой поступью приблизился ко мне на расстояние шага и повернул обратно. Руки и голова писателя находились в непрерывном движении, но не до такой степени, чтобы отвлекать внимание от его слов. Он не спускал темных глаз с посла.

– Черт возьми, Спруилл, большинство испаноязычных общин острова откровенно настроены против Штатов. Их убогие газетенки ликуют всякий раз, когда войска Оси добиваются успеха. Ты уже прочел сегодняшние выпуски центральной прессы Кубы?

– „Diario de la Marina“? – отозвался Браден. – Просмотрел мельком. Ее отношение к Америке никак не назовешь уж очень дружелюбным.

– Ее редактор, он же и владелец, плясал бы от радости на улицах, если бы немцы захватили Нью-Йорк, – сказал Хемингуэй. Он вытянул вперед мозолистую ладонь. – Я знаю, что на это можно было бы не обращать внимания, если бы в Карибском бассейне не шныряли стаи немецких субмарин.

Но ситуация именно такова. Танкеры союзников тонут едва ли не каждый день. Черт возьми, в море уже нельзя забросить крючок на марлина, не попав при этом в рубку подводной лодки! – Хемингуэй улыбнулся.

Посол потер пальцами щеки.

– И что же твоя „Преступная лавочка“… или „Хитрое дело“… называй, как хочешь… намерено противопоставить подлодкам, Эрнест?

Хемингуэй пожал плечами.

– Я не склонен преувеличивать свои возможности, Спруилл, но у меня есть яхта „Пилар“, тридцативосьмифутовая красотка с дизельной тягой. Я приобрел ее в тридцать четвертом. Два двигателя, основной и вспомогательный. Если у нас появится информация о немецких субмаринах, я мог бы выходить в море и проверять ее. У меня отличный экипаж.

– Эрнест, – вмешался Боб Джойс. – Расскажи послу о разведывательной сети, которую ты организовал в Испании.

Хемингуэй вновь пожал плечами, как бы из скромности.