Бросаю. Встала. Бросает мой противник. Не встала. Хорошее начало. Беру две фишки. Кидаю. Обе переворачиваются.

Отлично! Теперь я обладатель двух императорских фишек. Можно остановиться, продать и вот тебе плюс еще одна тысяча. Только… Зачем останавливаться, когда можно заработать еще больше? Сегодня удача на моей стороне. Кажется. Теперь-то я точно ничего не теряю. Даже если проиграю разок.

– Ого-го! – вопит панк с хвостом из волос. – Шкет выиграл у Пушкина первый раунд и забирает себе герб рода Козловских! Продолжаем?

Я пожимаю плечами и смотрю на своего соперника.

– Конечно, продолжаем! – выкидывает он и бросает следующую фишку.

Я отвечаю. У обоих встала. Повторяем. Опять везет мне. Банк копится.

Выигрывая и проигрывая, до следующего звонка я успел увеличить свой банк на двенадцать фишек. Итого тринадцать, с учетом моей. Не плохо.

– Я все, – вдруг заканчиваю игру я.

Азарта уже такого нет, а последние три раунда не везет. Так можно и обратно все проиграть. А я, в конце концов, способен вовремя остановиться. При хороших продажах это доля Барт за то, что она поможет мне с местом на новогоднем балу.

– В смысле, все? – глаза Пушкина лезут на лоб.

– Мне дежурить идти надо, да и играть я больше не хочу.

Взгляд моего оппонента нужно было видеть. Он до последнего надеялся отыграться и ободрать меня как липку. А я тут беру, и применяю запрещенный прием под названием «адекватность».

– Нет! – кидает аристократ холодным тоном. – Играем дальше.

– Прости, друг, – отвечаю я. – Но таких правил, которые запрещают мне выходить из игры – нет.

– Е! Е! Е! Е! Е! – заводит толпу поклонник «Короля и Шута». – Шкет выходит из игры, обувая нашего Пушкина на…дай посмотрю сколько у тебя фишек? Десять…одиннадцать…двенадцать… На двенадцать фишек!

Я собираю добычу в кулак и собираюсь уйти. Но Пушкин хватает меня за плечо и сильно сжимает.

– Никуда ты не уйдешь, мелкий, – процедил он. – Играй или я заставлю тебя это сделать.

Так… Конфликт еще с одним аристократом мне не нужен. Но эти школьники явно считают, что я им всем тут что-то должен. При том, что никаких законов или правил я вообще не нарушал. Они домогаются до меня просто потому…Просто потому, что я бастард.

– Как? – спрашиваю я.

– Чего?

– Как ты заставишь меня играть?

От такого вопроса аристо растерялся. Понимает, что все смотрят на него и ждут реакции.

– Эээ… – протягивает он, но тут же приходит в себя. – Как твоя фамилия, шкет?

Вот черт… Кажется, у меня вот-вот появится новый поклонник. Но неужели он так хочет, чтобы я обул его на все фишки. И что он сделает тогда? Начнет угрожать расправой, если я не верну ему их подобру-поздорову?

– Как твоя фамилия, я спрашиваю, – не унимается Пушкин.

– Ракицкий! – вдруг раздается грубый мужской голос.

Все, вместе со мной, поднимают взгляд на лестницу, по которой спускается Глеб Ростиславович.

– Звонок уже прозвучал. Вы почему не на уроке? – обращается он к остальным.

Старшеклассники тут же разбегаются в разные стороны как тараканы. Пушкин напоследок бросает в меня презрительный взгляд, поднимает с пола рюкзак и перешагивая через ступеньку поднимается на второй этаж.

– Костя, мне нужно с тобой поговорить, – директор делает движение головой и продолжает спускаться вниз.

Я последовал за ним и очень скоро сел на пассажирское сиденье его мерседеса. Популярная машина среди аристократов, ничего не скажешь.

– Людмила Игоревна сказала мне, что вчера между тобой и аристократами в столовой вновь произошел конфликт, – произнес он, откинувшись на спинку и посмотрев внимательно на меня.