– Эй, там, на перекрестке! – крикнули издалека. – Кем бы вы ни были – спасибо!

Талманес похромал вперед. Не дожидаясь приказа, Филджер и Мар уже ушли на разведку. Темную улицу загромоздили тела троллоков, погибших вместе с мурддраалом; и чтобы разглядеть, кто кричал, пришлось перебираться через трупы.

Близ следующего перекрестка была возведена баррикада. На ней стояли люди, в их числе женщина с воздетым факелом. Простое коричневое платье, белый передник и волосы, заплетенные в косы. Это была Алудра.

– Солдаты Коутона, – продолжила она без особой радости в голосе. – Не очень-то вы торопились. – В другой руке она держала цилиндрический кожаный мешочек размером чуть больше мужского кулака. Талманес знал: если поджечь торчащий из него черный фитиль и бросить этот цилиндр, то он взорвется. Пращники Отряда как-то уже использовали такие штуковины. Не драконы, конечно, но разрушительная сила у них немалая.

– Алудра! – крикнул Талманес в ответ. – Драконы у вас? Умоляю, скажите, что вы их спасли!

Она хмыкнула и помахала факелом людям на баррикаде, чтобы те пропустили «красноруких». За преградой обнаружилось несколько сотен – если не тысяч – горожан. Они понемногу расступались, и Талманесу наконец открылось прекрасное зрелище: сотня драконов в самом сердце толпы.

Бронзовые орудия были закреплены на особых деревянных тележках, в каждую из которых обычно запрягали пару лошадей. Вообще-то, весьма маневренная конструкция, если так посмотреть. Талманес знал, что, если выпрячь лошадей и закрепить тележки, чтобы те не откатывались после выстрела, драконы будут готовы к бою. Людей вокруг предостаточно, и они вполне способны тянуть их вместо лошадей.

– Думал, что я их брошу? – спросила Алудра. – Эти люди, стрелять они не обучены, но повозки тащить умеют не хуже других.

– Надо вывезти драконов из города, – сказал Талманес.

– Что, тебя новое озарение посетило? – фыркнула Алудра. – Чем я, по-твоему, занимаюсь? Твое лицо, что с ним случилось?

– Как-то раз мне достался кусок довольно острого сыра. С тех пор никак не отделаюсь от послевкусия.

Алудра непонимающе склонила голову. «Может, надо сопровождать шутки улыбкой? – подумал Талманес, устало прислонившись к баррикаде. – Чтобы все понимали, что я шучу». Но вот вопрос: надо ли, чтобы люди знали, что он шутит? Ведь если не знают, выходит куда смешнее. К тому же улыбаться – это уже чересчур. Юмор должен быть тонким. И еще…

Да, ему и впрямь трудно сосредоточиться. Он проморгался. В свете факела Алудра обеспокоенно нахмурилась.

– Так что там у меня с лицом? – Талманес провел ладонью по щеке. Кровь. Мурддраал. Точно. – Мелочь, царапина…

– А вены?

– Вены? – сперва не понял он, но затем обратил внимание на руку. Черные жгутики будто проросшими под кожей побегами плюща обвивали запястье и тянулись к пальцам. Буквально на глазах они становились чернее прежнего. – Ах вот ты о чем! Увы, я умираю. Ужасная трагедия. У тебя, случаем, не найдется бренди?

– Я…

– Милорд! – крикнул кто-то.

Талманес снова поморгал, после чего с трудом обернулся, тяжело опираясь на копье.

– Да, Филджер?

– Снова троллоки, милорд. Очень много! Идут с той стороны, прямо на нас.

– Изумительно. Ставьте стол. Надеюсь, приборов хватит. Так и знал, что надо было отправить служанку за пять тысяч семьсот тридцать первым комплектом посуды.

– Ты… Ты себя хорошо чувствуешь? – спросила Алудра.

– Не лучше, чем выгляжу, женщина. Кровь и треклятый пепел! Гэйбон! Путь к отступлению отрезан. Далеко ли до восточных ворот?

– Восточных? – откликнулся Гэйбон. – Примерно полчаса ходу. Зато прямо, вниз по склону.