Лан скрежетнул зубами, но что он мог поделать? Избить этих троих до бесчувствия и бросить на обочине? Он тронул каблуками коня, и тот пошел вперед.

И двое превратились в пятерых.

* * *

Заметив, что чадо Байар явился с очевидным желанием о чем-то сказать, Галад решил не прерывать незамысловатой утренней трапезы. На завтрак была овсяная каша с пригоршней изюма – так кормили всех солдат, дабы не порождать ненужной зависти. Некоторые лорды капитан-командоры питались гораздо лучше своих людей, но Галада это не устраивало – особенно теперь, когда многие в мире голодали.

Чадо Байар стоял у входа в палатку и ждал, когда на него обратят внимание. Сухопарый, с ввалившимися щеками, он был одет по всей форме: белый плащ, табар, а под ним кольчуга.

Наконец Галад отложил ложку и кивнул Байару. Воин подошел к столу и застыл по стойке смирно. В палатке у Галада не было изящной мебели. Его меч – бывший когда-то мечом Валды – лежал на простом столе рядом с деревянной миской, слегка выдвинутый из ножен – так, что виднелись цапли на клинке и в полированной стали отражалась фигура Байара.

– Говори, – разрешил Галад.

– У меня новости насчет армии, милорд капитан-командор, – доложил Байар. – Она примерно там, где и указали пленники. В нескольких днях пути отсюда.

Галад кивнул.

– Под гэалданским флагом?

– И под майенским. – В глазах Байара загорелся огонек свойственного ему фанатизма. – А также под знаменем с волчьей головой, хотя в донесениях говорится, что вчера вечером этот стяг убрали. Там наш Златоокий, там! Разведчики в этом не сомневаются.

– И он в самом деле убил отца Борнхальда?

– Да, милорд капитан-командор. Мне довелось встречаться с этим человеком. Он и его солдаты – выходцы из места под названием Двуречье.

– Двуречье? – переспросил Галад. – Даже странно, насколько часто в эти дни я слышу это название. Не оттуда ли родом и сам ал’Тор?

– Говорят, что оттуда, – ответил Байар.

– В Двуречье выращивают неплохой табак, чадо Байар, – потер подбородок Галад, – но не припомню, чтобы там растили солдат. Не говоря уже о целых армиях.

– Это темная глухомань, милорд капитан-командор. В прошлом году мы с чадом Борнхальдом провели там какое-то время. Это место кишит приспешниками Тьмы.

– Ты говоришь словами Вопрошающего, – вздохнул Галад.

– Поверьте мне, милорд капитан-командор, – с жаром продолжил Байар. – Умоляю, поверьте. Это вовсе не пустые домыслы.

Нахмурившись, Галад указал на табурет у стола, и Байар сел.

– Объяснись, – велел Галад. – И расскажи все, что знаешь об этом Перрине Златооком.

* * *

Перрин помнил времена, когда на завтрак ему хватало простого хлеба с сыром, но эти дни остались в прошлом. То ли сказывалась его связь с волками, то ли изменились вкусы, но теперь он жить не мог без мяса. Особенно по утрам. Понятно, мясо бывало на столе не всегда, что не так уж плохо, но просить, как правило, не приходилось.

Так и в тот день он встал, умылся и обнаружил, что служанка вносит в шатер здоровенный, сочный, дымящийся шмат окорока. Ни фасоли, ни овощей. Ни подливки. Только окорок, натертый солью и обожженный над костром, да еще пара вареных яиц. Прислужница оставила еду и удалилась.

Перрин вытер руки, прошел по расстеленному на полу палатки ковру к столу и вдохнул аромат ветчины. В глубине души он понимал, что лучше бы отказаться от такого угощения, но как тут сдержишься, когда вот оно, мясо? Поэтому он сел, схватил вилку с ножом и приступил к еде.

– Все равно не понимаю, как ты можешь есть такое на завтрак. – Из умывальни (в шатре было несколько разделенных занавесками секций), вытирая руки, вышла Фэйли в одном из своих неприметных серых платьев – идеальных, поскольку они не отвлекали смотрящего от ее красоты. Изгибы фигуры она подчеркнула, подпоясавшись крепким черным ремнем. От золотых поясов, независимо от их утонченности, Фэйли упрямо отказывалась, а когда Перрин предлагал выбрать что-нибудь по ее вкусу, демонстративно закатывала глаза.