Не знаю, может, Тогрису на ум пришла какая-нибудь другая, но он тоже улыбнулся. Ещё неуверенно, робко, но ведь пять минут назад даже об этом можно было лишь мечтать.

— А тот, кто откажется проверять свои силы, тем самым признает себя некомпетентным, — закрепляю результат. И перехожу к следующему этапу — словно спохватываясь: — Тогрис! Вы ведь согласились на имплантацию?

— Да, — теперь и голос звучит спокойнее, увереннее. — Правда, для этого мне придется несколько месяцев провести на Шеноре. Врачи настаивают на длительной реабилитации.

— Ничего страшного, — успокаиваю его. — Наоборот, это опять же к лучшему. Совместите лечение с разработкой игрового поля. К окончанию реабилитации и «Ривус» пополнится новой стратегической эмуляцией, и вы думать забудете, что в вас есть что-то искусственное. Шенориане по части сращивания неживого и живого — настоящие специалисты. Они же часто травмируются, потому как и характер у них воинственный, и условия на планете экстремальные. Вот и отшлифовали технологию восстановления тела до совершенства. Мама рассказывала, что у её отца, моего дедушки, был искусственный позвоночник. А его министры все, как один, имели протезированные руки-ноги... Хорошо хоть, не головы!

Наконец-то засмеялся. Успокоился, воспрянул духом, расслабился. Вот что значит правильно оказанная поддержка! И раз уж с задачей номер один я так успешно справилась, не откладывая перейду ко второй.

Поправив юбку, сдвигаюсь, оказываясь на самом краю скамьи.

— Вы упадёте, фисса, — покосившись на меня, предупреждает Тогрис.

Он всё ещё улыбается, оттого и слова звучат отнюдь не наставительно. Хотя мне, разумеется, куда приятнее думать, что это потому, что он ко мне неравнодушен. Ну а если всё же ещё нет... Пять лет назад, будучи нескладной девчонкой-подростком, я ему нравилась. Неплохой старт. И чтобы к финишу — моему совершеннолетию — томлинец пришёл влюблённым мужчиной, мне нужно сокращать расстояние. То есть быть к нему как можно ближе. И не только психологически.

— Действительно, — с неудовольствием смотрю на разделяющее нас пространство.

Небольшое, куда меньше вытянутой руки, оно кажется мне безобразно огромным. Потому нестерпимо хочется высказаться в адрес телохранителя, который поставил кресло так далеко, что Тогрис не в состоянии проявить галантность и меня поддержать.

Придётся самой падать в нужном направлении. И делать это лучше из положения стоя.

Привычно, а потому ловко выбиваю ногой камушек из дорожки. Останавливается он у самых ног томлинца, закрытых плотным тёплым пледом. Я спрыгиваю со скамьи, чтобы добытый снаряд подобрать. Замах и... И разумеется, в вертикальном положении я не удерживаюсь.

Нога соскользнула. Голова закружилась. Воздуха не хватило... Да мало ли какая причина лишила меня равновесия! Главное — результат! А он как раз мне очень даже нравится: я наконец оказываюсь там, где мечтала — в руках мужчины и на его коленях. А ещё больше мне нравится изумление, сверкнувшее во взгляде моего спасителя. И его хриплое:

— Идилинна...

— Что? — прикусываю губу, чтобы рот не растянулся до ушей от острых волн удовольствия, прокатывающихся по телу. — Вам неудобно? — Оплетаю руками его шею, с наслаждением скользнув ладонями по коротким волосам на затылке. Прижимаюсь к широкой груди и интересуюсь: — Так лучше?

— Я не об этом, — Тогрис зажмуривается и определённо дышит через раз, гася то самое влечение, что сейчас должен испытывать его организм. По крайней мере, я на это надеюсь.

— О чём тогда? — ласково массирую пальцами его шею.