– Терпи. Я сейчас сильно буду всаживать. Чтобы у тебя родился хороший мальчик, я должен тебя выебать так, чтобы тебе было больно. Терпи…

Она кивнула, закусив нижнюю губу.

Он ухватил ее за бедра так, что его член упирался глубоко, ощущая плотную сердцевину ее женской сути.

Он вколачивал в нее всю свою силу, она принимала его с наслаждением, не сдерживаясь в стонах. Пока он мерными и широкими выпадами качался над податливым телом, его губы блуждали по мягкой груди женщины. Он по очереди целовал плотные темноватые соски. Пока они качались в любовном танце, его спины несколько раз коснулись легкие лепестки магнолии. Дерево отцветало, даря земле и двум любовникам свои розовые цветы.

А после он перевернул ее на живот и велел стать на колени.

– Оксана, я ебу всегда долго. Терпи… Ты уже вся течешь…

– Я вик готова бути з тобою, Андрію.

Когда на востоке просветлело небо, он кончил в нее со словами: "На!"

Кончил, больно ухватив руками ее бедра, словно нанизывая женщину на свой крепкий член.

– Перевернись на живот, – скомандовал он. – Семя так лучше попадет в матку.

Она послушно перевернулась. Черные волосы струились по молочной спине и плечам.

– Какая ты красивая, Оксана, – устало выдохнул он.

Она лежала и смотрела на него любящими глазами. По ее щекам струились слезы.

– Ну что ты, девочка… Не плачь. Я думаю, что у тебя родится славный мальчуган.

Она заплакала еще сильнее, утирая слезы прямо ладошкой.

Он прилег рядом и стал целовать ее плечи и спину.

– Пойдем на море, – предложил он. – Там хорошо с утра. Мы искупаемся. И я приласкаю тебе всю пиздочку и клитерок. Ты кончишь еще раз. И я еще раз возьму тебя.

Она огорченно покачала головой.

– Ни, Андрій. Незабаром ранок. Мени требе готувати сниданок. И чоловик може прокинутися. Може снодийне слабе.

Она встала. Он вновь поцеловал ее в губы долгим поцелуем.

– Ти заидеш до мене на зворотному шляху? – с надеждой спросила она.

– Постараюсь, – кивнул он.

Он больше никогда не видел эту женщину, но часто вспоминал о ней и гадал, зачала ли она той ночью синеглазого мальчика.

Утром вместе с Сашкой, подхватив немногочисленные пожитки, они уже бежали к знакомому пирсу, возле которого покачивался на волнах двухмачтовый баркас.

Владельцем баркаса оказался малоразговорчивый рыжий капитан Пасечников. Во время войны, когда он служил мичманом на линкоре-дредноуте, ему оторвало снарядом правую ногу почти до самого колена. Теперь вместо ноги он опирался на деревянный протез, крепко притянутый к голени широкими кожаными ремнями. Его голову украшала мичманская фуражка с треснутым околышем. Он курил трубку с длинным мундштуком и всем своим видом напоминал старого пирата. Помогал ему семнадцатилетний сын, который изображал из себя ловкого матроса.

Солнце уже вовсю затопило собой сине-зеленое море, по которому гулял легкий бриз, натягивая паруса двух гибких мачт.

Здесь, вдали от холодной и голодной Москвы, с ее извечными колоннами красноармейцев, с ее революционной неразберихой, усталостью последних дней, вечных дум о предательстве Ирмы, Андрей внезапно почувствовал себя необыкновенно счастливым. Ему вновь захотелось жить. Бог с ней с Ирмой. Жизнь нас рассудит, думал он.

Ветер гнал баркас довольно быстро. Они и оглянуться не успели, как пирс, от которого отчалило судно, скрылся из виду. Сашка стоял рядом с Андреем на небольшой палубе и улыбался во весь рот. Андрею казалось, что этот лысый лор-врач из Серпухова полон несгибаемого оптимизма. И этим оптимизмом он делился со всеми, кто попадался на его пути. И только спустя год Андрей узнал о том, через какую страшную трагедию прошел этот человек. Бандиты изрубили шашками всю его семью – отца, мать и двух сестричек. Андрей неоднократно поражался силе воли и жизнелюбию этого веселого и такого сильного человека.