До пирожных мы добрались только в пятом часу.

– Совсем как англичане, они ведь пьют свой чай как раз в пять часов! – радовалась Ирка, шумно отхлебывая из чашки.

– Файф-о-клок, – кивнула я. – Но англичане только говорят, что они пьют чай, на самом деле они в пять часов плотно кушают.

– Мы тоже будем плотно. – Подруга решительно придвинула к себе блюдо с выпечкой.

И мы стали есть пирожные, запивая их не каким-то там чаем, а горячим шоколадом цвета нашей новой резиновой лошадки, посаженной мной на соседний стул. Лошадиная морда умильно улыбалась, и где-то на пятом пирожном я почувствовала, что ко мне в полной мере вернулся мой природный оптимизм.

– Что может быть лучше, чем файф-о-клок в дружеской компании! – расслабленно воскликнула я, улыбнувшись Ирке и потрепав по холке шоколадную лошадку.

– Разве что тихий вечер у домашнего очага! – подхватила Ирка.

И сглазила!

Мой тихий вечер у домашнего очага ознаменовался затяжным скандалом у соседей. В девятом часу вечера в квартире над нашей поднялись ор и гвалт, сопровождавшиеся детским визгом и небрежно отредактированной мужской руганью. Шумело большое и в данный момент явно не дружное семейство Суньковых.

– Что там происходит? – не выдержала я.

Колян задумчиво поднял глаза к потолку, с которого снежинками осыпалась побелка, и предположил:

– Может, Людмила рожает?

– Ей еще рано, она только на восьмом месяце, – неуверенно возразила я. – Конечно, бурные события минувшей ночи могли вызвать досрочные роды, но я сомневаюсь, что для многодетных Суньковых в этом процессе сохранилась прелесть новизны. Нет, там не рожают. По-моему, наоборот, кто-то кого-то убивает.

Сказав это, я вздрогнула и поежилась. Вспомнила, что одного нашего соседа уже убили!

– О, классическая тема: Василий Суньков-Грозный, убивающий своего сына! – оживился Колян, который ничего не знал о трагической гибели Алика. – С матерным криком: «Я тебя, е-п-р-с-т, породил, я тебя, е-к-л-м-н, и убью!»

Наверху что-то шумно упало, отчего протестующе тренькнули подвески нашей люстры. Мы с Коляном переглянулись. Скандал явно шел по нарастающей и не обещал закончиться в ближайшее время, хотя близилась пора ночного отдыха. Вопли голосистых Суньковых помешают уснуть Масяньке, и это будет очень обидно, потому что малыш весь вечер добросовестнейшим образом объезжал своего нового скакуна, устал и уже зевал во весь ротик. Мы с мужем начали даже надеяться, что сегодня мне не придется укачивать ребенка, а Коляну – исполнять колыбельные песни в стиле рэп, что Мася уснет сам, без всякой убаюкивающей программы, и тогда папа и мама тоже смогут пораньше отправиться на боковую.

– Пойду-ка я узнаю, что там происходит, – Колян кивнул на потолок и встал с дивана перед телевизором.

– Лучше я!

– Почему это ты лучше? – Муж немного обиделся.

– Потому что дипломатичнее! – с намеком сказала я.

Колян стушевался. Только на прошлой неделе он бестактно вмешался в педагогический процесс, который Василий Суньков осуществлял в отношении старшего сына.

Оболтус Сашка в очередной раз отличился, метнув под лавочку, на которой мирно восседала пенсионерка Крутикова, самодельный взрывпакет. Магниевая бомбочка рванула что надо, к бабушке Крутиковой пришлось вызывать «Скорую». Скорой была и расправа Сунькова-отца над Суньковым-сыном. Пока медики откачивали полумертвую от страха старушку, Василий пытался вернуть к жизни Сашкину совесть. В качестве реанимационного оборудования использовался старомодный, но эффективный прибор – обычный ремень с литой пряжкой. Суньков-старший тут же, во дворе, выдернул его из штанов, отчего те начали предательски сползать, так что Василий вынужден был ограничить воспитательное воздействие одной правой рукой. Левой он удерживал одновременно и штаны, и Сашку.