– Комиссар Жан-Батист Адамберг?

– Он самый.

– Должен признать, я удивлен тем, что не последний человек в полиции наносит мне визит из-за пары укусов пауков-отшельников.

– Я тоже, профессор. Но у меня приказ.

– И вы обязаны подчиняться. Такая профессия. У вас там нет места для свободной мысли, и поверьте, мне вас жаль.

“Отвратный”, – подумал Адамберг.

Потом Пюжоль оглядел с головы до ног маленькую женщину, которая с трудом поднялась со скамьи: ей мешали дорожная сумка и трость. Адамберг помог ей, осторожно поддержав под локоть и взяв у нее из рук сумку.

– Извините меня, простите, пожалуйста, это все из-за артроза.

Профессор даже пальцем не пошевелил, чтобы помочь, просто ждал, когда женщина встанет, и только потом протянул ей руку.

– Ирен Руайе-Рамье? Прошу вас, следуйте оба за мной.

Пюжоль стремительно понесся по длинным коридорам, а Адамберг, который поддерживал под локоть женщину, передвигался медленно и не мог его догнать.

– Не торопитесь, – сказал он ей.

– Надо же, какой неотесанный! Но может быть, я ошибаюсь и сужу слишком поспешно. Я не знала, что вы комиссар, и говорила с вами слишком вольно. Извините, простите, пожалуйста.

– Подумаешь! Это пустяки, я ведь сам назвался просто полицейским.

– Да, верно.

Путь до маленького кабинета профессора Пюжоля по длинным коридорам со скрипучим паркетом, запахом формалина, стеклянными банками на стеллажах занял – в удобном для Ирен Руайе темпе – семь минут.

– Можете задавать свои вопросы, – произнес профессор, не успев еще сесть. – Должен предупредить вас, что я специалист по Salticidae[5], а они не имеют ничего общего с вашими отшельниками. Тем не менее я о них осведомлен, само собой разумеется. Речь идет об истории с укусами в Лангедок-Руссильоне? Да, комиссар?

– После пяти укусов за три недели и трех смертельных случаев с людьми преклонного возраста по сети поползли разные слухи, поднялась полемика, затем возникла паника, а она порождает насилие.

– К тому же отсюда, из Парижа, вы не можете дать правильную оценку происходящего, – добавила Ирен Руайе. – А там уже началась охота на ведьм. Выросла продажа пылесосов: все хотят вытащить пауков из укрытий.

– Весьма благоприятно для торговли, – заметил Пюжоль, вооружился зубочисткой и стал ковыряться во рту.

– Охота на ведьм распространяется во всех направлениях. Например, у меня в деревне знают, что я не убиваю пауков.

– Очень хорошо.

– Да, очень хорошо, только мне уже камень в окно прилетел. Я сообщила в жандармерию, но у них самих голова кругом: то ли помогать убивать пауков-“мутантов” и сокращать “опасное увеличение” их численности, то ли вообще этим не заниматься. Они не знают.

– Поэтому мы здесь и встретились, – сказал Адамберг. – Моему начальству требуется мнение ученого, чтобы решить, какие давать распоряжения местным властям.

– Мнение о чем, комиссар?

– Стали ли мы свидетелями внезапного роста численности пауков-отшельников? Например, по причине глобального потепления?

– Никоим образом, – заявил Пюжоль с таким презрительным видом, словно говорил с невежами или слабоумными. – Пауки – это вам не грызуны, у них не случается всплесков численности популяции, как, например, у сусликов.

– Некоторые выдвигают предположение, – продолжал настаивать Адамберг, – что значительное сокращение количества птиц, вызванное загрязнением окружающей среды и использованием инсектицидов, позволило выжить значительно большему числу пауков.

– Это касается всех животных: как только одних становится меньше, другие пользуются этим, чтобы занять их место. Допустим, вдвое уменьшится количество воробьев, вьюрков, синиц, их нишу сразу же оккупируют более живучие птицы. К примеру, вороны. Соответственно, все равно будет уничтожено столько же пауков. Есть еще вопросы?