– Нет, – торопливо ответила Энни, и это была правда. Но она точно знала, что испугается потом, когда останется наедине со своими мыслями.

– Нет, – спокойно сказала Габриэлла.

– Это хорошо… Мужество вам понадобится, – одобрительно произнесла Шарлотта Эддингтон, и Эмми показалось, будто тонкие сетчатые морщины на ее бледном лице разгладилась. – Когда я умру, а случится это скоро, вас ждут тяжелые времена. Очень тяжелые. Вам мало лет, а значит вы не вправе распоряжаться своей частью наследства и принимать какие-либо решения. Управлять всем будет Маргарет, а она не из тех, кто знаком со справедливостью и добротой. Более того… Она сделает все, чтобы лишить вас даже куска хлеба. Тебе, Эмми, повезет немного больше. Ты законнорожденная, и Маргарет не посмеет расправиться с тобой сразу. Ей придется беспокоиться о том, что скажет общество. А вот Габи… Конечно, Маргарет захочет вышвырнуть тебя из дома на следующий же день после моей смерти… И я должна была все продумать заранее… Должна была решить, как поступить, чтобы этого не случилось.

У Эмми пересохло во рту, и она облизала губы. Неужели этот страшный день действительно настанет? Неужели бабушки скоро не будет?.. Нет… нет… Пусть болезнь уйдет! Пусть жизнь станет такой, как прежде!

– Все непременно образуется, – с надеждой произнесла Эмми и бросила еще один короткий взгляд на Габи. Но та стояла неподвижно и пристально смотрела на бабушку.

– Образуется, но не сейчас, – возразила Шарлотта Эддингтон и криво усмехнулась. – А лет через семь, когда вам исполнится восемнадцать. И при условии, что вы сделаете все, что я вам скажу, и выдержите те невзгоды, которые непременно обрушатся на вас. Но хватит болтать по пустякам, перейдем к делу. Дороти, помоги мне, подложи под голову еще одну подушку. Ту, что побольше. Я должна лучше видеть своих девочек.

Камеристка бросилась к кровати, взбила одну из подушек и помогла Шарлотте Эддингтон лечь повыше, а затем вернулась к двери и заняла свой пост.

– Все непременно образуется, – повторила Эмми, точно эти слова были заклинанием и могли исполнить самые заветные мечты. И теперь она уже точно почувствовала, как локоть Габи коснулся ее локтя. И это была та самая сестринская поддержка, которой Эмми не знала и в которой сейчас нуждалась особенно сильно. «Спасибо», – мысленно поблагодарила она, не решаясь посмотреть на Габи и произнести благодарность вслух.

– Дмитрий Григорьевич Болдырев. Запомните это имя, – торжественно сказала Шарлотта Эддингтон, и ее брови победно приподнялись. – Он русский. И он мой старинный друг. Безусловно, имя для вас звучит непривычно, но вы должны его выучить. Засыпайте и просыпайтесь с этим именем. Именно этот человек является вашим спасением и надеждой на справедливость. Дмитрий Григорьевич Болдырев. Повторите.

Они повторили почти хором, и вышло не очень-то хорошо. Мешало волнение, да и русские слова будто прилипали к языку. Следующие пять минут ушли на то, чтобы выучить имя незнакомого человека, впитать его и спрятать на дальних полках души.

– Достаточно, – наконец удовлетворенно выдохнула Шарлотта Эддингтон и добавила: – Все будут думать, что я умираю, не оставив завещания, но оно давно написано и хранится у графа Болдырева. Временами он будет интересоваться вашей судьбой, а когда вы подрастете и получите право самостоятельно управлять финансами, завещание увидит свет. И еще у Дмитрия Григорьевича есть документ, в котором указано, что я признаю тебя, Габи, своей родной внучкой. Не скажу, что это будет много значить для нашего высокомерного и склочного общества, однако… – Шарлотта усмехнулась, – ты будешь богата, а значит многие сразу захлопнут свои поганые рты. Да, нужно было признать тебя давным-давно, но… сначала мне не хватало храбрости, а потом я пришла к выводу, что это лишь ухудшит твое положение после моей смерти. Нельзя недооценивать Маргарет.