Официант тем временем присел на колено рядом с Таликой и обнял, успокаивающе поглаживая по плечу здоровой рукой. Странное поведение. Чимбик не замечал раньше подобного у других дворняг. Или этот идиллиец — знакомый Талики?

— Запал, если ты и дальше будешь ломать руки официантам, мы останемся голодными, — укорил брата Блайз.

Он встал, подошёл к роботизированной тележке и принялся самостоятельно перекладывать тарелки на стол.

— Вы лучше идите, — посоветовал он официанту. — Мы сами справимся. Извините.

— Это вы должны извинить меня, — к немалому удивлению репликантов, сказал идиллиец. — Я не знал, что вы не терпите прикосновений. Я сообщу всему персоналу, этого больше не повторится.

Чимбик невольно скривился. Там, на лайнере, во время прогулки он спросил Эйнджелу, почему вся обслуга улыбается ему, будто один вид сержанта дарит им невыразимое счастье. Даже когда он говорит или делает что-то не так. Лорэй ответила короткой, но ёмкой фразой «клиент всегда прав». Похоже, эти слова были девизом Идиллии. Во всяком случае, её туристического квартала.

— Вы тоже можете уйти, мэм, — сообщил Чимбик гиду. — С приёмом пищи мы справимся сами.

— Ничего страшного, — утерев слёзы салфеткой, грустно улыбнулась Талика. — Просто недоразумение. Они случаются время от времени.

— Уверена? — спросил у неё официант.

Идиллийка кивнула и улыбнулась уже спокойней:

— Да, всё будет хорошо.

Официант, стараясь не беспокоить повреждённую руку, покинул кабинет.

Неловкую тишину нарушил Блайз. Он снял шлем и, будто ничего особенного не произошло, вгрызся зубами в ароматный кусок мяса. Глядя на него, остальные репликанты тоже приступили к трапезе. Их вид напомнил сержанту его первое знакомство с гражданской жизнью: тогда он точно так же использовал единственный знакомый столовый прибор — ложку. С соответствующим звуковым сопровождением.

Ели молча, чувствуя неловкость и растерянность от произошедшего. Зато Чимбик задумался об этом аспекте жизни планеты-курорта.

— Скажите, а что вы — не вы конкретно, а идиллийцы вообще — предпринимаете в случае прямой агрессии? — спросил он.

— Как и все, вызываем полицию, — ответила Талика.

Она достала зеркальце и вытирала тёмные пятна краски под глазами знакомым Чимбику предметом, маленькой губкой. Или чем-то очень на неё похожим.

— А до её приезда? — уточнил он.

Идиллийка задумалась, будто описываемая ситуация не была чем-то привычным и повседневным.

— Сложно сказать. Если объектом агрессии стал идиллиец, то применивший насилие и сам ощутит боль. Вы уже могли в этом убедиться. Мало кто хочет намеренно причинить себе страдание.

Диего опустил взгляд в тарелку и заработал челюстями особенно активно. А перед глазами Чимбика встала картина: вхолостую работающий турбинами вертолёт, вокруг которого корчатся и орут от боли тела в чёрной броне. И он, собравший в кулак всю волю, чтобы сделать шаг, а за ним следующий и ещё один. Не потерять сознание. Добраться до Эйнджелы, которая щедро делилась своей болью.

— Да, подобных мало, — согласился Чимбик, снимая шлем и беря в руки вилку.

Талика ела мало, всё больше разглядывая репликантов. Не брезгливо, не навязчиво, а примерно с тем же интересом, с каким они сами смотрели на незнакомый мир вокруг. Её взгляд ненадолго задержался на лице Чимбика, но сержанта это мало заботило. Куда большее его интересовали ароматы еды и полузабытое ощущение ножа и вилки в руках.

Чимбик попытался представить, что ужинает с Эйнджелой. Такие мечты позволяли ему ненадолго уйти от реальности и унять тоску. Но вместо улыбающейся Лорэй перед внутренним взором сержанта вновь встала кривая ухмылка убийцы из сна. И мёртвая Эйнджела.