Виноградник, сад и огород, скотный двор и мастерские – это были основные места приложения сил пансионерок. Три раза в неделю полдня их учили грамоте, счету, немного – географии, истории, теологии. Чтение – только «духовная» литература, отдых – только ночной сон, наказания – за все и просто так, для профилактики смирения и почтения к начальству.

Из пансиона, в основном, уходили в монастырь (правда?), реже – возвращались к родителям или родне, если таковая имелась. Между собой послушницам свободно общаться не давали, близнецам приходилось «с боем» добиваться возможности находиться рядом: карцер, розги, лишние «наряды» на скотном дворе или в прачечной не сломили сестер.

Мать Изабель, в конце концов, отстала от них, но начала обработку строптивых девиц на предмет служения богу, каждый раз подчеркивая, что это настоятельное желание их отца.

-Мы писали письма, отдавали их уезжающим, но ответа не было…И тогда мы решили сбежать! Пусть бы нас избили до смерти, но становиться монахинями мы не желали! – твердо закончила грустное повествование Джулия.

Именно так назвала девочку Фло, и Елизавета мысленно поблагодарила кухарку за это. Приглядевшись, она уловила различие между сестрами: у Джейн глаза были темнее, и у левого уха на мочке имелась родинка как пятнышко. А еще она слегка заикалась.

Джулия же была порывиста, говорила четко, резко, смотрела прямо. «Лидер и защитник – решила Елизавета. – С ней не стоит юлить, лучше быть откровенной и честной. Господи, как они выжили? Я бы эту Темперанс …Пусть папашка разбирается сам, но заберу и побрякушки, и всё, что посчитаю нужным, и у неё, и у её крошек. Да, буду крохоборкой, и совесть меня не замучает!»

Отмытые сестры выглядели сонными, расслабленными, попросили попить. Елизавета решила, что одевать их в платья ни к чему – пусть поспят.

Молли помогла отвести девочек в комнату, где они, переодевшись в длинные ночные рубашки, разместились вдвоем на полуторной кровати и сразу заснули (или отрубились?).

А Хмырова, ополоснувшись и поев на кухне с расстроенной Фло отварную курицу, отправилась проводить экспроприацию экспроприаторов, то есть, в будуар мачехи.

***

Гвинет, камеристка миссис Мортен, поступила разумно: в процесс не вмешивалась. То ли осознала, что хозяйка впала в немилость, то ли ... Да черт с ней и с её мнением!

Елизавета перетряхнула весь гардероб второй жены советника, комод и бюро, матрас и подушки, каждый закуток и уголок и нашла-таки и жемчуг, и переписку с настоятельницей, и дневники Темперанс, в которых она подробно описывала свои деяния, мысли, планы в отношении истинных членов семьи Мортен (всех убью, одна останусь), и векселя на предъявителя, и коробку с фарфоровым сервизом!

И все забрала под нечитаемым взглядом стоявшей истуканом у двери Гвинет.

Проходя мимо комнат сводных сестер, попаданка хотела было заодно и к ним зайти (уждо кучи), и переброситься парой слов, но передумала – у неё других забот хватает: надо купить места на корабле, подготовиться к путешествию в метрополию, определиться с временными параллелями и политико-экономическими аспектами. Тратить нервы на эту мелочь? Зачем? Это не её дело.

11. Глава 11

Близняшки проспали весь следующий день, вставали только поесть и в туалет, после чего опять падали в кровать: видимо, организм требовал восстановления после стресса. Елизавета в это время занималась домом (отдавала распоряжения по закупкам, меню, уборке и прочему, благо, имела опыт), шерстила периодику и библиотеку, собирая инфу по местоположению себя во вселенной, и размышляла о будущем.