Служанка, почмокав губами, продолжила спать. И принцесса шагнула наружу, вслед за вихрем из мотыльков. Своды высокой пещеры смыкались над головой, и снежный рой, угодив внутрь неё, уже не мог выбраться. Пол пещеры был белым. Свежий слой покрывал его, как тончайшее кружево. Протея медленно шла по нему, оставляя следы. Сверху падали хлопья пушистого снега, одни оставались лежать на плечах, другие цеплялись за волосы.

У входа в пещеру дежурило трое хорнийцев. Их пьяные выкрики заглушала метель. Двое стояли спиной, а один допивал остатки спиртного из фляжки, когда Тея прошла мимо них. Словно призрак в ночи. Здесь гора изгибалась, и ряд заострённых клыков загораживал «пасть».

- Тэаааа, - сквозь шум снежной бури различила она.

Голос стал громче, он доносился оттуда, из-за груды камней впереди, где вместо снега была темнота. Снаружи ветер усилился. И мотыльки превратились в колючие льдинки. Но принцесса всё равно шла, с трудом умудряясь дышать. Мёрзлый камень обжёг её руку, острый выступ порезал ладонь. Она была совсем близко, всего в двух шагах от неё. Пропасть. Холодная, злая, безликая, взывала к ней.

- Тэаааа, - стонала она своим молчаливым нутром.

Нога соскользнула, и Тея испуганно вскрикнула. Кто-то услышал её за спиной, но принцесса не обернулась. Она сделала шаг. Ещё один. И шла до тех пор, пока догнавший её хорниец не прервал этот медленный путь.

- Такыс (Сука), - шептал он яростно, волоча непослушную Тею назад.

Доставив беглянку обратно в пещеру, он выдохнул и что-то бросил другим. Протея дышала обрывисто, она не могла унять дрожь. Сознание к ней возвращалось, как возвращались способности чувствовать боль.

Хорниец взял в руки фляжку, отпил. И вдруг протянул её Тее. Отказ пробудил в нём охотника.

- Ры кун такыс (Что, брезгуешь, сука)? – процедил он сквозь зубы и буквально всучил ей сосуд. Тея стиснула фляжку руками и, ведомая его настойчивостью, приложила ко рту. Первый же глоток буквально обжёг её горло. Она закашлялась, и фляжка вернулась к хорнийцу.

Троица рассмеялась. И вдруг тот, что её «угощал», наклонился и с жаром шепнул в приоткрытые губы:

- Ррр, краэ такыс (Королевская сучка)!

Принцесса попятилась, но руки хорнийца поймали её, прижали, и принялись трогать.

- Эээ, ху дурмба (Эй, ты больной)? – образумил приятель. Но пьяному дикарю было всё равно.

В его объятиях Тея металась. Холод её обессилил, и пальцы не слушались. Твердь руки обхватила за талию, потянулась к груди. Она хотела крикнуть, но вместо этого издала какой-то едва различимый звук. Жадные губы хорнийца всосали его! Точно змей, он вонзил свой язык в розовый ротик Протеи и стал изучать его нежную полость. Принцесса мычала, но никак не могла оборвать это гнусное действо. Рука ненасытного воина крепко держала затылок.

В одночасье он замер, и стал опадать на неё. Двое друзей подхватили, и Тея увидела третьего. Того, кто держал её шубу. Пьяного горца отволокли к стене, а спаситель приблизился к ней.

- Махорди, крамисса (Возьмите, принцесса), - сказал он, вручая одежду.

Однако, заметив, как Тея дрожит, развернул и укрыл её сам. Он проводил, проследил за тем, как принцесса легла. Сурово взглянул на служанку, что до сих пор мирно сопела в своём уголке, и ушёл.

Наутро Протея очнулась от запаха снадобья. Она с трудом выпила горький отвар, позволив себе усомниться в том, а было ли это взаправду. И голос в ночи, и танец ночных мотыльков – всё это теперь вспоминалось как сон. Лишь только порез на руке оказался настолько реален, что пришлось обратиться за помощью к двум беспокойным служанкам…