Нарядившись в «походное платье», Протея расправила плечи. Из зеркала на нее смотрела красивая юная михтийка. И даже суконная роба с повязкой на талии ничуть не испортила образ. Тяжелые пряди пронизанных лентой волос спускались до поясницы, открывая взору жемчужную мягкость обласканной солнцем кожи. Отверстия маленьких ушек украшали массивные серьги из лунного камня, в михтийской религии – символа добродетели.

Она внимательно и долго смотрела в глаза своему отражению, наблюдая, как взгляд обретает уверенность. «Я не стану бояться! Не позволю им видеть свой страх!», – решила Протея. Время пришло, и промедление грозило лишь новой волной отчаяния…

Дворцовая площадь теперь представляла унылое зрелище. Словно её поразили небесные стрелы! Но это были всего лишь хорны, что отмечали свою победу. У подножия каменной лестницы, преграждая дорогу, стояла большая повозка из темного дерева.

От вида зарешеченных окон у Протеи забилось сердце. «Тюрьма на колесах! Возможно, в таких конвоируют пленных?», – решила она. Лошади тоже были другими, и тяжеловесная поклажа померкла на фоне гривастых голов.

«Дикие нечесаные жеребцы», – подумала Тея.

– Принцесса! – позвала Катальпа.

Протея очнулась, отводя глаза в сторону, где мать в сопровождении двух служанок уже встречала её конвоиров.

На фоне своих сыновей король головорезов уже не казался таким исполином.

– Мой дар не по вкусу михтийке? – презрительно бросил он.

Мать сделала жест, и Катальпа поспешно накинула дарованный хорнами мех на узкие плечи Протеи. Она сглотнула, подавляя отвращение.

– Мои сыновья, Рухон и Таур! – представил король.

Хорнийские принцы стояли по обе руки от него. Широкие плечи обоих укрывали животные шкуры, а в ножнах теперь красовались мечи...

– Дочь моя, – проговорила Эллата с достоинством, – Благословляю тебя и вручаю в земли хорнийские! Да будет властью тебе власть иная, но милосердная. Да будет словом твоим слово мужнее, справедливое.

Протея медлила, вспоминая слова михтионской клятвы.

– Матушка! – дрожащим голосом произнесла она, – Клянусь беречь заветы предков своих, и чтить Богов истинных до конца дней своих.

Принцесса склонила голову.

– Дитя! – Эллата прижала её к себе.

От материнских волос пахло розовым маслом, кружевная накидка ласкала щеку. Как редко они обнимались. Как жаль, что уже не успеть! На секунду Протея закрыла глаза. Время замедлилось и потекло в обратную сторону. Вот ей десять лет, на улице полдень, и нянечка Руна готовит обед…

Эллата, мягко отстраняя, взяла дочь за руку.

– Да хранит тебя лик пресвятой Михтиоры! – прошептала она и вложила ей что-то в ладонь.

– В путь! – прозвучал грозный голос.

Возничий спрыгнул с лошади и распахнул широкие дверцы.

Протея возвела глаза к небу. Михтийский дворец все также стоял позади, выступая остриями башен на фоне рассветного зарева. В золотистом ореоле солнечного света мелькали, кружась, беспокойные птицы. Подлетая как можно выше, они ныряли вниз головой, совсем не боясь разбиться о камень.

6. Глава 5

Изнутри повозка была обита шкурами мёртвых животных. Вроде той, что была у неё на плечах. Тея с трудом подавляла в себе отвращение, и старалась сидеть, ничего не касаясь. Выходило с трудом! Ведь повозку качало на ухабистой дороге. Чтобы не расплакаться, она сжимала в руке деревянную руну. И водила по ней пальцем, повторяя выжженный символ. В зарешеченной раме окна проплывали михтийские дали. За холмом разгорался пожар. Перед глазами у Теи то и дело воскресала картина, открывшаяся ей с высоты дворцовой башни. Она гнала прочь мысли о том, что ждёт её впереди. Они не станут её истязать! Как говорилось в писании, где в падших землях жестоким Богам приносили в угоду нетронутых дев.