– Это дом Армстронгов? – осведомился стоящий на пороге констебль, совсем безусый мальчишка, мучительно покрасневший при виде ее.

 – Да, именно так. – Сердце Эвелин сжалось от ужаса. – Что-то... случилось?

 – Этот мальчишка утверждает, что живет в вашем доме. – Констебль отступил в сторону, и Эвелин увидала вымокшего до нитки Джима. Его мелко потряхивало от озноба, он тщетно пытался согреться, обхватив руками тощие плечи, а посиневшие губы казались губами покойника – не человека.

 – Боже мой, Джим! – воскликнула она только, не разбирая ни слова из сказанного констеблем.  Подскочила с намерением обнять, однако поморщилась от ужасного запаха.

 – Что случилось?

Она и боялась, и жаждала правды.

 – Я в реку свалился, – ответил он, отбивая зубами чечетку. – Сумел зацепиться за опору моста, там и промаялся до утра.

 – Его обнаружили работники в доках, – решил дополнить картину констебль. – Зацепили мальчишку багром и вытянули на берег. – И пояснил: – Течение там неслабое, им пришлось хорошо постараться.

 – Бедный наш Джим! – выдохнула в ужасе девушка, и голоса за спиной сообщили о появлении слуг. Миссис Бёр донесли о появлении сына... Она уступила ей место, позволила увести мальчика в дом, а сама поблагодарила констебля за заботу об их домочадце.

Он откланялся, пунцовея, как роза.

Эвелин страстно хотелось узнать, что на самом деле случилось с мальчишкой, но пока миссис Бёр причитала над ним, снимая вымокшую одежду и отпаивая отпрыска чаем, сделать это было никак невозможно.

И она была рада отвлечься на букет красных тюльпанов, доставленный посыльным от Энтони. Он никак умолял о прощении, и она, слишком пораженная случившимся со своим вчерашним посыльным, была готова легко это сделать. Велела посыльному благодарить отправителя и отправилась позаботиться о цветах: любимая материна ваза идеально бы для этого подошла.

Однако на месте она ее не обнаружила.

 – Миссис Торстед, – обратилась она к экономке, – куда подевалась ваза миссис Армстронг? Разве ей не положено быть в гостиной, прямо на пианино?

Смущенная женщина отозвалась:

 – Мистер Армстронг, мисс Эви, забрал ее прошлым днем, и больше ее я не видела.

 – Что значит «забрал»? – нахмурила она брови. – Зачем ему ваза?

 – Полагаю, за тем же, зачем понадобились серебряные подсвечники и швейный набор вашей матушки, мисс.

Эвелин как кипятком окатило, так жарко стало во всем теле разом.

 – И как давно это все продолжается? – спросила она не без опаски.

 – Время от времени, мисс. Мне очень жаль, что пришлось говорить о таком, но набора действительно жаль!

 – Спасибо, миссис Торстед, – поблагодарила Эвелин экономку и впилась ногтями в руку.

Лицо дяди Маркуса встало перед глазами...

Полусонное, с расширенными зрачками...

Только не это, только и не с отцом тоже.

Она сорвалась с места и бросилась к нему в кабинет, ворвалась без стука, словно дикарка.

Спросила прямо с порога:

 – Куда подевалась любимая мамина ваза, отец? Миссис Торстед сказала, вещи этого дома имеют таинственную способность исчезать без следа. – И вперила в него осуждающий взгляд.

Мистер Армстронг, корпевший над изучением карты, разложенной на столе, поднялся и пригладил усы руками.

 – Так было надо, – ответил он только. – Для нашего общего блага...

И Эвелин прикрыла губы рукою.

 – У нас финансовые проблемы? – спросила она.

 – Тебе не стоит об этом тревожиться, – возразил ей отец. – Дело вовсе не в этом, пусть положение наше и не блестяще, как того бы хотелось.

Эвелин было страшно озвучивать новый вопрос, она боялась даже думать об этом, однако скрываться от правды было неверно по многим причинам