– Какие мы нежные, – усмехнулся второй, неприятно осклабившись. – Может, это ты и воняешь, дурень проклятый?!

В этот момент из таверны появился мужчина: высокий, в черном плаще, он сливался с царящей вокруг темнотой, только глаза, казалось, светились призрачным светом. Оба бандита посерьезнели, подобрались...

 – Это он? – прозвучал голос вновь подошедшего.

 – Да, сэр, сграбастали тепленьким. Тери пристукнул его для сговорчивости!

Мужчина свел брови.

 – Он нужен живым.

 – Так он это... в беспамятстве. Чтобы не вырывался! Вот, поглядите, – он снова ткнул его в ребра, склонился прислушавшись, – сопит, значит, дышит.

Мужчина в плаще сверкнул взглядом, как лезвием полоснул. Даже светлей на мгновение стало...

Джиму подумалось, с ним шутки плохи. Такого лучше не злить... Себе только хуже.

А тот произнес:

 – Несите его в лодку, да поживее. «Justine“ выйдет с приливом! Пора убираться отсюда.

И мужчину, не подающего признаков жизни, поволокли вниз, к лодке... Джим из чистого любопытства высунулся сильнее – в тот же момент его подхватили за воротник и потянули вверх со словами:

 – А ты кто такой и что делаешь здесь? Шпионишь?

 – Нет, сэр, я просто мимо проходил, – выдал насмерть перепуганный мальчик, бултыхая в воздухе ногами. – Пожалуйста, отпустите, дяденька. Мне к мамке пора! Больная она.

 – Больная, значит. – И тот, кого называли французом, без лишних слов швырнул его в лодку. – Оба сподручных как раз уложили на банке бесчувственного мужчину, и от падения его тела посудина зашаталась, черпнув бортом воду, однако никто не посмел возмутиться.

Джим лежал оглушенный – падение выбило воздух из легких – и он едва мог понять, что с ним случилось, француз же, в два счета оказавшийся рядом, снова схватил его за одежду.

 – Рассказывай, кто приплатил тебе проследить за мною.

Их лица оказались так близко, что Джим различил всполохи фонаря в глазах своего мучителя и тонкий чуть приторный аромат то ли духов, то ли выпитого мужчиной виски.

 – Никто не платил мне, сэр, – завел он привычную песню. – Я шел и увидел, как ударили этого человека, – он указал на предмет своей слежки, – вот мне и стало вдруг любопытно... Отпустите меня, пожалуйста, – заканючил он жалобным голосом, – я никому ничего не скажу! Обещаю честно-пречестно.

Рука мужчины ослабила на мгновение хватку, и Джим подумал, что его, верно, отпустят, готовился броситься прочь, словно заяц, но вместо свободы заметил стальной блеск мелькнувшего в воздухе лезвия. Он дернулся, извернувшись всем телом, и то полоснуло по коже предплечья, а сам он, вывалившись за борт, упал в холодную воду, и сердце его, казалось, остановилось.

Эвелин прождала мальчишку почти до рассвета, а, задремав, увидала кошмар, от которого была рада очнуться. Ей снились маргаритковые поля, старый дом с обветшалыми ставнями – в нем ее поджидало чудовище.

И оно жаждало ее смерти.

Что за странная, право слово, галиматья?

Она позволила Катарине облачить себя в новое платье, привести волосы в порядок, а сама как бы невзначай спросила про Джима: мол, хотела бы поручить ему сбегать в лавку за новыми лентами.

Девушка и сказала:

 – Миссис Бёр в полном расстройстве, мисс Армстронг: мальчишки нет дома. Его мать очень переживает!

 – В самом деле? Куда ж он мог подеваться?

 – Одному богу известно. Обычно он так не поступает!

 – Будем надеяться, он вернется... – молвила Эвелин, искренне на это надеясь.

Чувство вины за возможное несчастье гложило ее все сильнее с каждой минутой, и, когда ожил молоточек входной двери, она первой бросилась отпирать, пусть то и было нарушением правил.