Эден глядел на них большими глазами, он мало что понял из странных слов гувернантки, но выражение лица Кэтрин сказало ему о многом.
Сестра была крайне удивлена...
Сбита с толку.
Восхищена.
Никто никогда не говорил ей такого!
Когда после урока их отпустили готовиться к завтраку, ребята побежали на кухню к Альвине за порцией сладких печений: горечь науки и общения с новой мучительницей следовало заесть чем-нибудь сладким.
И Альвина порадовала вдвойне: дала не только печений, но и указала на мышеловку в чулане, прикрытую плотной тряпицей.
– Нолан припас для вас кое-что, – подмигнула она подслеповатым глазом.
Эден искренне восхитился:
– Ну и зверюга, такая точно заставит ее плясать тарантеллу.
Кэтрин с радостью подхватила:
– Запустим зверюгу в ее комнату перед ужином. Представляешь, приходит она укладываться в постель, снимает платье, а тут ЭТО выскакивает из-под кровати.
И они рассмеялись звонкими, веселыми голосами.
Альвина головой покачала:
– Сорванцы, да и только. – Ругать она их никогда не ругала, была первой и самой преданной союзницей во всех шалостях и проказах. Рядом с детьми она ощущала себя моложе, а годы давно брали свое: глаза и руки были не те, что прежде.
Шутка ли, семьдесят два с половиной годка?
Нолан был и того старше.
Их век подходил к концу, и ей не хотелось закончить его одинокой старухой, брюзжащей по пустякам.
– Спасибо, Альвина. – Дети по очереди обняли ее. И Эден шепнул напоследок: – Когда ты расскажешь легенду про оборотня долины папоротников? Ты столько всего разного знаешь, но никогда о такой не упоминала. А Таффи сказал, оборотни существуют... Многие видели их в долине. Даже совсем недавно...
Альвина похлопала его по плечу.
– Беги завтракать, милый, – сказала она. – Это самая... скучная из всех моих сказок. Уверена, тебе не понравится!
– Мне все твои истории нравятся, – возразил мальчик с надеждой на ее привычную сговорчивость.
Но и на этот раз Альвина была непреклонна.
А ведь он просил уже трижды и каждый раз получал отказ...
– В следующий раз расскажу тебе про безмозглого панка, обманувшего священника из Виблоу, – пообещала она, и Эден, смирившись с очередной неудачей, пошел за сестрой из кухни.
После завтрака отец позвал их на конную прогулку, но Кэтрин вдруг отказалась, отговорившись желанием почитать. Если отца с Эденом такое желание и удивило, они приняли его с пониманием, не сказали ни слова, за что Кэтрин была им искренне благодарна.
Читать, впрочем, она не собиралась – у нее было дело поинтересней, и, выпросив у Альвины кусок миндального торта, она улизнула из замка уже привычной дорогой.
В сторону Темного дома.
Ее распирало от любопытства...
Желание повидать хозяина-призрака было сильнее голоса разума и рассудка.
– Эй, что ты здесь делаешь? – удивилась она, успев уйти достаточно далеко и вдруг услыхав преследователя позади. Она обернулась, почему-то подумав про новую гувернантку – с нее станется бежать следом и поучать – но это был Банни.
Их с Эденом пес, самый красивый из последнего помета.
Стального окраса, с желтыми, словно волчьими глазами.
– Вот увязался на мою голову, – пожурила она любимца, принявшегося вылизывать ей лицо. – Тебя, между прочим, не звали! – но все это в шутку, не всерьез.
Сердиться на Банни, игривого, словно белка, и виляющего хвостом, было решительно невозможно.
– Ладно, пойдем уже, вдвоем всегда веселее. – И они отправились дальше.
При свете дня Темный дом казался намного приветливее, чем ночью: заросший, неухоженный сад, пусть и отбрасывал тень на строение в целом, все же не казался внушающим ужас. Узловатые ветви деревьев не представлялись узловатыми пальцами жутких чудовищ, а уханье филина – предзнаменованием печальной кончины.