Ярик завозился в слинге, и я беспомощно взглянула на Гелю. Ну не умею я управлять армиями… А она умеет.

— Р-равняйсь! — звонкий голос советской девочки Ангелины прорезал напряжённый плотный воздух площади. — Смир-рно! Шаг назад!

Она лично отпихнула большого и сильного Дархана, встала между двумя предводителями. Машинально я присоединилась к ней, хотя и боялась драки. Геля взяла меня за руку и сказала громко:

— Здесь нет больше князей и кошевых. Нет царей, королей, принцев по праву рождения. Здесь все равны! А управляют те, кто лучше знает и может это делать. Или вы забыли те страшные годы голода и болезней, которые пережили, пока я не научила вас мыть руки водой и выращивать пшеницу?!

Ратмир и Дархан молчали. Не уверена, что им стало стыдно за своё поведение, но шаг назад сделали оба. Я добавила:

— Нас забросили сюда, чтобы мы выжили. Во все времена выживали только те, кто сбивался в группу. Я за то, чтобы присоединиться к поселению. У нас есть лошади и козы, у вас — налаженный быт.

— Женщины не могут указывать мужчинам, что делать, — упрямо буркнул Дархан.

— Женщины спасают мужчин, более того — женщины рожают и выкармливают мужчин, — ядовито ответила ему я. — Поэтому меньшее, на что женщины должны иметь право — это на равный с мужчинами голос.

Из рядов воинов вышел совсем молодой парень — младше меня. Он был черноволосый и черноглазый, загорелый, как бронзовое изваяние, и с очень характерным носом. Ещё бы несколько перьев заткнуть за головную повязку… В общем, самый настоящий индеец посреди европейцев. Он вынул из-за пояса длинную курительную трубку и протянул нам с Гелей, сказал:

— У моего народа принято мириться, выкуривая одну трубку на всех. Предлагаю вам свою, у меня ещё осталось немного табака.

— Курить вредно, — автоматически заметила Геля. Потом опомнилась: — Трубку мира! Это идея! Но только давайте устроим обед мира!

— Ещё можно зарыть топор войны, — усмехнулась я, всей кожей ощутив, как спадает напряжение между двумя противостоящими группами. Индеец склонил голову к плечу и возразил:

— Мы зарываем ритуальные топоры, а здесь только боевые. Их нельзя зарывать — чем мы будем дрова рубить?

— Ты прав, Моки, — рассмеялась Геля. — Дархан, ты согласен?

— Ратмир? — спросила я у мужа. Он прикрыл глаза, но кивнул.

— Вот и хорошо, — мы обе выдохнули в унисон, и Геля добавила:

— Лус, Ирма, соберите женщин и накройте на площади обед, — а потом наклонилась ко мне и шепнула на ухо: — Мы всё же сильнее мужчин!

Обед мира состоялся уже через полчаса. Женщины быстро стащили вокруг очага плетёные циновки и уставили их глиняными тарелками, в которых было мясо, овощи и каша. Каша из пшеницы, ладно, а вот овощи меня искренне заинтересовали. Откуда тут свекла и репа? Откуда картошка? А ещё… Я никогда не ела этот странный овощ, но видела его на картинках. Откуда он тут взялся?

Наклонившись к Геле, рядом с которой я села, спросила у неё:

— Скажи мне, откуда у вас овощи? Ведь их так трудно вырастить из диких!

— О, каждый из тех, кто приходит к нам, приносит что-то своё, — ответила с улыбкой хозяйка поселения. — Семена, иногда ростки. Ирма дала нам пшеницу, Моки — картошку, а вот этот овощ, который на его родине зовётся едой для бедных, сажала Генриетта в тот момент, когда за ней пришла цыганка. О, его называют артишо.

— Артишок, — поправила я Гелю. Задумалась. Спросила: — Слушай, а ты никогда не задумывалась, почему все разных национальностей, из разных стран и эпох, а понимают друг друга прекрасно?

— Задумывалась, конечно.

Геля протянула мне плошку с мясом: