Хорошо сказано. У этого человека имеется кое-какой ум.

– Действительно, пришпоривают, – сказал Элеазар. – Но, возможно, тебе следует предоставить мне решать, кто из них куда поскачет.

– Конечно, великий магистр!.. Но…

– Никаких «но». Выкладывай.

– Конечно, великий магистр, – повторил Скалетей. – Это касается фанимских колдунов-жрецов, кишаурим… У них появилась новая разновидность шпионов.

Позабыв о манерах, Элеазар подался вперед.

– Говори дальше.

– П-простите, великий магистр, – выпалил наемник, – н-но я должен получить плату, прежде чем говорить дальше!

Нет, все-таки он дурак. Даже для адептов время всегда оставалось самым дорогим товаром. Скалетею следовало бы это знать. Элеазар вздохнул, потом произнес первое слово. Его глаза и рот вспыхнули фосфоресцирующим светом.

– Нет! – завопил Скалетей. – Пожалуйста! Я скажу! Не надо…

Элеазар остановился, но недосказанное заклинание продолжало эхом отдаваться в шатре. Тишина, когда она все-таки наступила, показалась абсолютной.

– Н-нак-кануне т-того дня, к-когда Священное воинство выступило из Момемна, – начал мисунсай, – меня вызвали в катакомбы, чтобы я пронаблюдал за допросом шпиона – так они сказали. По-видимому, первый советник императора…

– Скеаос?! – воскликнул Элеазар. – Скеаос – шпион?!

Мисунсай заколебался, облизал губы.

– Не Скеаос… Некто, прикидывающийся им. Или нечто…

Элеазар кивнул.

– Тебе удалось заинтересовать меня, Скалетей.

– При допросе присутствовал сам император. Он громогласно потребовал, чтобы я опроверг выводы Сайка, чтобы я сказал, будто тут замешано колдовство… Первый советник, как вам известно, человек старый, однако же, когда его арестовывали, он убил или покалечил несколько человек из эотской гвардии – как мне сказали, голыми руками. Император… э-э… разнервничался.

– Ну и что же ты увидел, аудитор? Была ли на нем Метка?

– Нет. На нем не было ни малейшего отпечатка колдовства. Но когда я сказал об этом императору, тот обвинил меня в сговоре с Сайком. Затем появился адепт Завета. Его привел Икурей Конфас…

– Адепт Завета? – перебил Элеазар. – Ты имеешь в виду Друза Ахкеймиона?

Скалетей сглотнул.

– Вы его знаете? Мы, мисунсаи, давно уже не интересуемся Заветом. Так ваше преосвященство утве…

– Ты хотел продать сведения, Скалетей, или купить их?

Мисунсай нервно улыбнулся.

– Продать, конечно же.

– Тогда рассказывай, что произошло дальше.

– Адепт Завета подтвердил мои выводы. Император обвинил его во лжи. Как я уже сказал, император… э… э…

– Разнервничался.

– Да. Но этот адепт Завета, Ахкеймион, тоже разволновался. Они заспорили…

– Заспорили? – это почему-то не удивило Элеазара. – О чем?

Мисунсай покачал головой.

– Не помню. Кажется, речь шла о страхе. А потом первый советник заговорил с Ахкеймионом – на языке, которого я никогда прежде не слышал. Он узнал его.

– Узнал? Ты уверен?

– Абсолютно. Скеаос, чем бы он ни был, узнал Друза Ахкеймиона. А потом он – оно – затряслось. Мы смотрели на него в полном изумлении, а оно вырвало цепи из стены… Освободилось!

– Друз Ахкеймион ему помогал?

– Нет. Он перепугался точно так же, как и все остальные, если не больше. Началась суматоха, и это существо успело убить не то двоих, не то троих, прежде чем вмешался адепт Сайка и сжег его. Теперь я припоминаю, что он его сжег, невзирая на возражения Ахкеймиона. Вышел из себя.

– Ахкеймион хотел вступиться за это существо?

– Он даже пытался закрыть первого советника своим телом.

– Ты уверен?

– Абсолютно. Я никогда этого не забуду, потому что именно тогда лицо первого советника… его лицо… оно… отделилось.