– Нихт пройти, – вечник оставил в покое форму и с глумливым видом загородил ему путь. – Давай позабавимся, га-де-ныш. Сегодня я убил много, очень много русских. А завтра убью еще больше. Это есть моя месть за друзей. Давай нападай на меня! Ну!

Но Вельшин, покачав головой, отступил к стене и сложил руки на груди. И даже презрительно улыбнулся немц у, давая понять, что не дурачок какой-нибудь и на это не поведется.

– Давай! – напирал немчура. – Трусливая русская свинья! Ты вонять страх! С кем ты здесь? Завтра я найти твоя мать и привязать голой в парке.

Марат вдруг обнаружил себя со сжатыми кулаками и уже на подходе к вечнику. Дыхание сделалось свистящее, словно вхолостую, не насыщало больше мозг кислородом. Он сделал еще шаг и ощутил невидимую железную петлю на горле. Глумливое лицо немца в тусклом ночном освещении начало двоиться и расплываться. И все же он сделал еще шаг, возможно, роковой…

А потом вдруг что-то взорвалось у самых ног, обдав его колючей волной. Марат отскочил назад и из угла площадки в недоумении уставился на тысячи разноцветных осколков.

Вечник гортанно выругался, направил куда-то вверх указательный палец, надул щеки и рявкнул:

– Пуф!

И продолжил путь, кажется, вполне удовлетворенный. Вместе с ним стала уходить боль, воздух вернулся в легкие, перестало бешено колотиться сердце. Появились силы глянуть наверх. Сначала виднелась только спина уходящего вечника, а потом через мраморные перила свесилась вниз Полина. Лохматая, в халатике поверх ночнушки, глаза круглые от ужаса.

– Где вазу взяла? – спросил ее Марат. – Или что там это было?

– В холле на втором этаже. С постамента стащила.

Конец ознакомительного фрагмента.