Близость Джимми сокрушала его самоконтроль и творила нечто непонятное с его уже давно закостеневшим циничным взглядом на мир и на собственную судьбу. Она заставляла глупо и иррационально желать чего-то совершенно другого. Желать неистово, до невыносимой боли, до сумасшествия. Невозможной судьбы, с мечтами о которой он распрощался еще когда из ребенка превратился в юношу. И вот сейчас он лежал, уткнувшись лбом в холодный металл переборки, и позволял себе мечтать. Нет, наверное, назвать мечтами короткие, но дико яркие видения, которые все чаще обрушивались на него, сводя тело конвульсией невыносимой потребности в этой женщине и затуманивающие разум жаркой пеленой, назвать было сложно. Просто его мозг устал за эти дни гнать от себя картины, где Джимми в его руках, принадлежит ему, любит его, и ничто их не разделяет и не мешает их близости. Мужчина уже понимал, что сорвался в штопор и падает в эти лучистые волшебные глаза, и ему не за что зацепиться. И все последствия и препятствия вдруг стали неважными, мелкими. Он больше не мог не желать Джимми, не тонуть в тоске по ней. Сейм видел ее покорной, обнаженной, дрожащей под ним в своих снах. Видел затуманенный от вожделения взгляд, следящий из-под прикрытых век, как он облизывает и ласкает каждый изгиб ее тела, стоило лишь прикрыть глаза наяву. Его бросало в пот, когда он практически ощущал себя протискивающимся в жаркую узость ее тела, открытого для него одного, когда он смотрел на девушку, пока она не видела. Они могли бы заниматься сексом днями и ночами, тщетно силясь насытиться друг другом. У них бы мог быть свой собственный, пока абсолютно незнакомый Сейму мир. И в этом мире он любил бы ее, и никто бы не пытался похитить или вырвать эту женщину из его жадных объятий.
Любил? Он всерьез сейчас позволит себе думать об этом? Сердце трепыхнулось и дернулось в горло, ударяя в голову паникой. Но спустя секунду грохочущая волна отхлынула, возвращая этот кусок плоти на место. Нужно принимать сложившуюся реальность как данность, а не трусливо бегать от нее. Да, он испытывает к Джимми чувства, каких не испытывал ни к кому и никогда. Да, он просто не может допустить, чтобы с ней случилось хоть что-то плохое. И да, он желает видеть ее своей, обладать полностью и без остатка, и нет силы, способной уничтожить или хоть как-то умалить это желание. И последнее – он впервые чувствует в себе готовность изменить тот порядок вещей, с которым, казалось, давно смирился, потому что если все останется как есть, он может потерять эту девчонку в любую секунду, даже никогда и не ощутив ее окончательно своей. Это называется любовью? Сейм не знал, но отчетливо осознавал, что больше все не может быть по-прежнему. Кир прав: если бы он встретил Джимми в той самой другой жизни, о которой каждый из них мечтает, то ему не пришлось бы думать, как уберечь ее от всех тех ужасных вещей, о большинстве которых девушка даже еще не подозревает. И что это значит для него? Что нужно отказаться от глупых фантазий? Ну, нет! Это значит, что пора начать менять этот гребаный мир под себя. Нужно перестать тупо следовать приказам, а начать думать, как вырваться из этой их пожизненной тюрьмы. И не просто вырваться самому, но и вытащить эту вдруг ставшую такой важной для него девушку и друзей, если у них хватит силы духа хотя бы попытаться. Как это сделать? Сейм пока понятия не имел. Рискнут ли пойти за ним его боевые товарищи? На кого из них он сможет положиться, если собирается вырваться из этой клетки, а кто, не задумываясь, станет его врагом, потому что привычка подчиняться окажется сильнее? На это тоже ответа не было. У них, в отличие от него, не было такой причины, как его Джимми. Его? Он готов назвать ее своей?