– Простите, док, а на эти витамины, что вы мне вводите, возможна аллергия? – тихо спросила девушка, опуская рукав футболки.

– Аллергия? У тебя что, появилась какая-то реакция? – с любопытством уставился на нее мужчина.

– Я не уверена. Но после первого раза вроде как в жар бросает и тошнит. Это нормально? – про усиливающуюся боль и тяжесть внизу живота и пояснице она решила пока промолчать, списывая это на стресс. Она хотела поговорить об этом с отцом, для того и ехала вчера, но произошедшее позже совершенно выбило ее из колеи, и она просто забыла, слишком погрузившись в переживания.

– Ну, я думаю, сегодняшний анализ крови покажет, как обстоят дела, – долговязый медбрат кивнул на пробирки с кровью.

– Тогда я могу идти?

– Больше ничего не хочешь мне сказать? Может, еще какие-то ощущения, жалобы. – Эмма покачала головой. – Иди, боец Джимми.

Эмма подходила к тренажерке, прекрасно зная, что все уже там, и наверняка лейтенант зол на нее. Вчера после его отъезда она ушла в свою прежнюю комнату и пролежала весь вечер, отказавшись от ужина. Она все ждала, когда отец начнет снова отчитывать и наставлять ее, указывая на глупость и ошибки, но как ни странно мужчина оставил ее в покое. Ранним утром, когда они ехали на базу, тоже не сказали друг другу больше пары слов. Отец только все время косился на нее, и на его лице отражалась смесь тревоги и сочувствия. Расстались они, попрощавшись сухо и официально.

Сейчас же Эмма стояла перед дверью в тренажерку и пыталась справиться с вновь накатившей тошнотой и диким сердцебиением. Что ждет ее внутри? Наверняка не особо теплый прием. Даже не имея никакого опыта в вопросе отношений мужчин и женщин, Эмма понимала, что ее вчерашний отказ от дальнейших встреч разозлил СС. Так что, скорее всего, впереди нелегкие времена. Но самым удручающим был не страх перед гневом Сеймаса. Гораздо худшим была необходимость видеть этого мужчину снова. Пока его не было перед глазами, Эмме почти удалось убедить себя, что все, что между ними происходило: и притяжение, и лишающие воли взгляды, и обжигающие прикосновения – были просто каким-то наваждением, случайной потерей контроля с ее стороны. Она всего лишь выбита из колеи и этой новой жизнью, и реальными заданиями, вот, видимо, и дала невольно лейтенанту повод думать, что она желает с ним, интимной близости. А то, что он тоже пошел ей навстречу… Ну, если она правильно поняла отца и почерпнула из книг, то мужчины вообще не видят никакой проблемы, чтобы получить сексуальное удовлетворение при любой представившейся возможности, и партнер не так уж важен. Так что вполне логично, что, увидев в ее каких-то действиях некое обещание, СС решил не упускать возможность. Тем более еще и задеть таким образом ее отца за живое…

От этих мыслей тошнотворный комок поднялся к горлу, и глаза предательски защипало. Эмма обхватила себя руками и прижалась потным лбом к стене, сильно зажмурившись. Боже, что же это такое? Почему чем сильнее она пытается вбить в себя все те железные доводы, что озвучил отец, тем сильнее восстает против этого все ее существо? Чем больше она старается мыслить логически и отстраненно, тем ярче и чаще перед ней вспыхивают воспоминания о том, как Сейм говорил с ней, будто выворачиваясь на изнанку и открываясь до предела. Как смотрел, словно она самое совершенное, самое удивительное создание, виденное им в жизни. Как касался ее… Как целовал…

О Господи, этот поцелуй словно сжег в ней какие-то предохранители, и теперь их ничем не заменить, не вернуть уже как было некогда. Ее губы, кожа помнят, как ощущалось каждое головокружительное и жадное движение рук и языка мужчины. Его, ни на кого не похожий, запах одурманивал, и сколько Эмма ни гнала его от себя, он все равно окружал ее фантомным коконом. И то, как она сама, будто обезумев, отвечала ему, не убрать из памяти. Ласкала губами, бесстыдно пила его опьяняющий вкус, вцеплялась дерзкими пальцами, дурея от того, как под ними сокращаются железные мускулы. В тот момент не было ничего более правильного, более необходимого, и все, о чем молило и тело, и ошалевший разум, – это движение вперед. Туда, где больше не должно остаться между ними никаких преград, где их окончательно поглотит эта темная стихия, что Эмма каждый раз видит в глазах Сейма. Она хотела утонуть, отдаться ее воле, позволить случиться всему, о чем шептали предчувствия и глубоко спрятанные инстинктивные желания.