Во время пиршества Олег был неприятно поражён тем, как не в меру упившийся вином Владислав похваляется перед гостями своими богатствами. Мол, что для него дань чехам, если он может без особого для себя ущерба откупиться от Вратислава на десять лет вперёд.

– Это мой брат сидит в постоянной нужде, так как у него повсюду враги, – разглагольствовал Владислав, восседая во главе длинного стола. – Мой брат покрылся злобой, как плесенью. Болеслав так и норовит до всех соседних князей мечом дотянуться, а с соседями надо дружить!

Владислав с важностью поднял кверху толстый указательный палец, при этом громко рыгнув.

Глядя на хозяина застолья, Олег невольно проникался к нему всё бо́льшим отвращением. Ему казалось, что для Польши нет большего бедствия и позора, чем такой правитель. Как бы ни был жесток и недальновиден Болеслав, благодаря своему умению воевать он более достоин княжеской власти. Олега сильно огорчало то обстоятельство, что во главе польского войска, идущего в Чехию, будет стоять столь бездарный полководец, как Владислав.

«Будет ли Владислав стремиться к победе над чехами, если он уже сейчас не скрывает своих симпатий к чешскому князю, который к тому же женат на его сестре», – мрачно размышлял Олег.

Чем дольше затягивалось пребывание Олега в Калише, тем сильнее ему внушал опасения предстоящий поход в Богемию. Ведь о князе Вратиславе идёт слава, как о доблестном воине и опытном военачальнике!

Олег поделился своими опасениями с Владимиром. Тот согласился с ним, что нельзя недооценивать ни ратолюбивого чешского князя, ни его воинство.

– Спитигнева[27], старшего брата Вратислава, когда тот правил в Чехии, боялись и немцы, и венгры, и поляки… – молвил Владимир, наслышанный от отца о том, что творилось в Чехии и Польше, когда на Руси княжили Владимир Святой и Ярослав Мудрый. – Спитигнев на войне был неустрашим и неодолим. Особенно Спитигнев ненавидел немцев, при нём всех немцев изгнали из Чехии за три дня. Вратислав многому научился у Спитигнева, поскольку тот воевал и с родными братьями, не терпя с их стороны даже малейшего своеволия. Вратислав своей воинственностью нисколько не уступает покойному Спитигневу, это уже ощутили на себе венгры и поляки. Младшие братья Вратислава, Конрад и Оттон, ратной славы тоже не чураются. Но оба ходят в его воле, владея землями в Моравии. Чаю, тяжко нам придётся, ежели эти три чешских князя дружно против нас выступят. От поляков-то большого подспорья в этой войне ждать не приходится.

При всех своих опасениях Владимир тем не менее не собирался поддаваться унынию: не такой это был человек. Владимир тем охотнее желал встречи с противником, чем противник этот был сильнее. Он полагал, что тогда повышается ценность победы.

Наконец Сецеху и Дыглошу удалось собрать девятьсот тяжеловооружённых всадников и около восьми тысяч пехоты для вторжения в Богемию. Было очевидно, что с такими небольшими силами Владиславу не только не одолеть чешского князя, но и просто опасно вторгаться на его землю. Поэтому главной надеждой поляков в предстоящем походе являлось двадцатитысячное русское войско.

В начале июля польские и русские отряды стали переправляться через реку Одру у города Глогова. Сюда загодя были согнаны крестьяне из окрестных деревень. В лесах над Одрой стучали топоры, сотни лесорубов валили медноствольные сосны, заготовляя брёвна, из которых на берегу реки сколачивались плоты.

Олег и Владимир осматривали плоты, уже готовые к спуску на воду. Посмотрели они и на то, как трудятся над ними польские смерды, ворочая длинные тяжёлые брёвна.