Ода глядела на эту совсем не хрупкую молодую женщину, не лишённую изящества, на её горделивую осанку, на эти таинственные глаза и проникалась к Ланке невольной завистью. Если Оде никто не даёт её сорока лет, то Ланка и подавно выглядит моложе своего тридцатишестилетнего возраста. Недаром говорили, что во всей Ланкиной родне было что-то моложавое, все её предки по мужской и женской линии прекрасно выглядели в любую пору своей жизни.

Ода думала об этом, одновременно внимая неторопливому рассказу своей гостьи.

Ланка делилась с Одой пережитым. Вернувшись в Венгрию, Ланка вышла замуж за герцога Вамоша, которому родила сына и дочь. Вамош входил в ближайшее окружение Шаламона, в ту пору ещё сидевшего на венгерском троне. Однако пора почестей и дворцовой жизни для Ланки и её супруга закончилась вместе с изгнанием из Венгрии Шаламона.

Шаламон укрылся в Германии. Все его приближённые, в число коих входил и герцог Вамош, последовали за ним.

Ланка сетовала на то, что германский король постоянно использует венгерскую конницу в борьбе с непокорными вассалами и не торопится возвращать Шаламона на венгерский трон. Впрочем, Генрих сам удерживается на троне лишь благодаря уступкам и обещаниям сохранить прежние вольности гордой саксонской знати. Молодой германский король постоянно нуждается в деньгах, поэтому он желает наложить руку на доходы церкви, хотя знает, что этим настроит против себя самого папу римского.

– Генрих упрям и недальновиден, – молвила Ланка. – Он окружил себя разорившимися баронами и обедневшими рыцарями, которые толкают его в омут междоусобной войны. Могущественные властители Тюрингии и Саксонии презирают Генриха, за глаза называют его «неоперившимся птенцом». Герцогская династия Вельфов, владеющая Баварией и Тиролем, намеревается отнять у Генриха корону. Вся Германия объята смутой и неповиновением королю, власть которого слаба. Потому-то мой брат и решился просить помощи у Святослава Ярославича…

Слушая Ланку, Ода печально кивала головой. О том же самом ей вчера поведал её сводный брат Бурхардт. Ода сочувствовала королю Генриху, который взвалил на себя тяжкий крест объединителя Германии.

Незаметно беседа двух женщин переключилась на их былые годы. Ланка тогда была замужем за Ростиславом, а Ода только-только перебралась из Владимира в Чернигов, где Святослав получил княжеский стол после смерти Ярослава Мудрого.

Ода спросила у Ланки, вспоминает ли та хоть иногда Ростислава, живя с новым мужем, который, несомненно, ближе ей по языку и крови. Страдает ли она о сыновьях, оставшихся на Руси?

– Поначалу мне было очень тяжело выносить разлуку со своими милыми чадами, – призналась Ланка. – Но потом новое замужество, новые семейные радости, новые дети понемногу притупили душевную боль. К тому же я знаю, что мои сыновья растут под надзором опытных воспитателей и ни в чём не ведают нужды. Венгерские купцы, торгующие с Русью, несколько раз привозили мне письма от моих сыновей, написанные то по-русски, то по-гречески. – Ланка помолчала и грустно добавила: – Выходя замуж за Ростислава, я уже тогда знала, что этот брак не будет долгим.

– Как же так? – изумилась Ода. – Откуда ты могла это знать?

– Едва увидев Ростислава, я сразу поняла, что вряд ли буду счастлива с ним, – продолжила Ланка. – Ростислав был излишне честолюбив и горяч. Мне было ясно, что Ростислав не усидит подле жены и детей, но постоянно будет стремиться к опасностям и сложит свою голову задолго до седых кудрей. Идя под венец с Ростиславом, я уже тогда ожидала худшего. Ожидала и потом, каждый год рожая Ростиславу по сыну, провожая его в поход и встречая из похода… И дождалась. – Ланка грустно улыбнулась.